глаза.
Весна готовилась наступить.
Старший брат, Павел, жил в селе безвыездно и знал всю администрацию по именам.
Разрешение оформили быстро – теперь можно было начинать дело. Доска лежала во дворе, двое рабочих и бригадир нарезáли брёвна циркулярной пилой, складывая сделанные доски и перемежая их для удобства поперечинами из бруса. В местной газетке поместили объявление, но по сарафанному радио всё было давно известно, и в первые же несколько дней заготовленные доски вывезли подчистую. Можно было готовить следующую партию, и тогда во двор заглянули двое южан – из тех, что здесь шабашили и, как поговаривали, хорошо подружились с председателем колхоза.
Один из них походил по двору, полному опилок и щепы, другой сразу же подошёл к Павлу:
– Ты здесь главный? Свою доску только нам продавать будешь. Цену мы тебе сами назначим.
Когда они ушли, Павел сел, обхватив голову ладонями, и долго молчал.
За воротами маячили несколько фигур, потом вошли, и Пётр, стоя на крыльце, увидел подростков. Те переминались у входа, потом старший, лет восемнадцати, двинулся вперёд, остальные за ним.
– Ты тут… из тюрьмы вышел? – спросил у Петра парень. – Короче, заели нас эти кавказцы. Надо что-то делать.
Пётр глядел, ничего не понимая. Сзади подошёл Павел, спросил у парня:
– А вам-то чего?
– Избили вчера нашего, – пояснил тот. – Ножами грозят, их тут человек сорок. Если одного тронешь, остальные хором наваливаются.
– А вас сколько? – спросил Николай.
– Да тоже вроде того. Только нам никак не собраться: кто трусит, кто пьёт. Вот мы и пришли… гнать их надо, оборзели вконец. Говорят, это их земля.
– Чья?!
– Ихняя! – заголосили подростки разом. – Скупить хотят все угодья! И родственников своих уже привезли, чтобы дербанить тут всё вокруг, власть над нами держать.
Милицию купили… Ты скажи, – обратился парень к Петру, по-прежнему растеряно молчавшему, – как нам быть? Раз ты… это… ну, сидел – значит, знаешь! Будешь у нас за старшого. Мы тут поговорили, в общем – согласны.
Петр обвёл пацанов глазами. Тех было пятеро. Молчание длилось. Сбоку вмешался Павел:
– Соберите корешей, приходите через два часа, мы тут всё обмозгуем.
– Придем, – обрадовались подростки, – всех соберем, не бойсь!
Они с гомоном вышли, а Павел повернул к брату свое тяжёлое лицо и сказал:
– Ты кто?
Пётр в недоумении молчал. Он вообще хотел бы оставаться на третьих ролях, а тут его со всех сторон донимали.
– Ты казак, – уточнил Павел. – И дед наш, и отец были оренбургскими казаками.
У этих пацанов родители тоже из наших – будем сход объявлять.
– И… что? – робко поинтересовался Пётр. Его худое лицо не выражало ничего, кроме растерянности и привычного затаенного страха.
