тной красно-коричневой жижей.
– Ироды, – в голос ругалась она, – это ж надо столько кровищи... А я убирать должна все это говно... Самим бы в руки эту швабру!..
– Да не шуми ты, Семеновна, – хмуро откликнулся один из жильцов, толпившихся неподалеку. – У тебя работа такая.
– Ну, конечно, работа у меня такая... Засрут весь подъезд, а Семеновне – убирай!..
– Тут Надьку с дочкой из семнадцатой квартиры чуть не убили. Ей еще сорока нет, а она за два часа вся поседела.
– А мне какое дело? Вот пусть бы сама тут все и убирала на радостях.
– Ну и заноза же ты, Семеновна! Тебя бы под эти стволы, да еще гранату в нос.
– Не хрен двери открытыми кидать, чтоб каждый засранец с улицы забегал. Стекла битые сами собирайте, я руки резать не буду. А это чего такое?
Уборщица, наклонившись, вытащила из-под выщербленной ступеньки небольшой продолговатый предмет и поднесла к подслеповатым глазам, чтобы лучше разглядеть.
– Вроде ж подметала... Ой! Батюшки!.. – внезапно заверещала она, в ужасе отшвырнув находку под куст сирени.
– Чего там, Семеновна?
Соседи встревоженно обернулись к уборщице.
– Тьфу ты, прости господи... Палец оторванный, весь синий и ноготь сорванный.
– Это, наверно, у того бандита оторвало, когда граната взорвалась. Как ему вообще голову не снесло?!
– Я б таким, как этот бандюган, сама бы руки-ноги поотрывала, – со злостью выпалила дородная тетка с мохнатой собачонкой на руках. – Уже до чего дошло, в собственной квартире не скроешься!
Холодные капли редкого дождя, падавшего из мутных ноябрьских туч, скатывались по лакированной поверхности кузова огромного черного автомобиля.
Двое мужчин в широких темных пальто одинакового покроя стояли с зажженными сигаретами в руках у высоко поднятой задней дверцы машины. Хмуро поглядывая на дождливое небо, они торопливо затягивались табачным дымом.
– Паскудство, а не погода, – сипло сказал мужчина, тот, что постарше. – Вроде дождь, а вроде и нет.
– А чего ты, Петрович, хотел? – пожав плечами, отозвался его молодой напарник. – Скоро середина ноября. Обычно в такое время уже снег лежит и морозы под десять-пятнадцать градусов.
– Вот пусть бы снег и лежал и мороз тоже хорошо, хоть земля не раскисает. А то... В такую погоду все болезни на человека накидываются. Особенно, Митька, старикам вроде меня тяжело.
– Какой же ты старик, Петрович? – хмыкнул напарник. – Тебе, кажется, еще и пятидесяти нет.
– Вот доживешь до моих лет – поймешь, каково оно после сорока. Тебе-то самому сколько? Небось двадцати пяти еще не стукнуло?
– Двадцать три, – с гордой улыбкой ответил напарник.
– Вот я и говорю, сопливый еще, – беззлобно заметил Петрович. – Тебе что осень, что зима – все едино, пока здоровье есть. А пожилым в наше время до весны ох как тяжело дожить... Помянешь мои слова – работы в эту зиму будет хоть завались.
– Жмуриков туда-сюда возить? – хохотнул молодой.
– Не жмуриков, дурья твоя башка, а покойников, преставившихся то есть.
– А если он не сам «преставился», как ты выражаешься, Петрович, а грохнули его где-нибудь за углом? Как тогда его называть? Жмурик, он и есть жмурик...
– Чего с тобой говорить? Ни черта ты еще не понимаешь. Не знаешь жизни...
Петрович бросил окурок под ноги, растоптал носком ботинка. Внимательно оглядывая машину, наклонился к заднему бамперу и потрогал новенькую табличку с регистрационными номерами.
– Кончай дымить, – недовольно сказал своему молодому напарнику. – Лучше возьми в «бардачке» плоскогубцы и болты посильнее заверни, а то номера болтаются, как у плохого танцора сам знаешь что.
– Я же возле ГАИ привинчивал, все нормально было.
– А это что? Делай как сказано! Дождешься ты у меня, Митька.
Пока молодой человек занимался номерами, Семен Петрович, зябко подняв воротник пальто и поглубже натянув на уши мохеровую кепку, прошелся вокруг автомобиля.
Машина стояла неподалеку от одноэтажного кирпичного здания с решетками на узких, словно бойницы, окнах. Вывеска над резной дубовой дверью еще блестела свежей краской. Сверху черными буквами было аккуратно выведено: «Последний путь». Чуть пониже, буквами помельче: «Бюро ритуальных услуг». Еще ниже и совсем уж мелко: «ТОО „Триал“.
Территория вокруг здания площадью примерно в полгектара была обнесена забором из тяжеловесного чугунного литья. Кроме кирпичного здания конторы, за забором
