интерьером кабинета. Черный орех – не только благородное, но и самолюбивое и своенравное дерево, которому могло очень не понравиться подобное над ним измывательство.
Александр тяжело вздохнул в третий раз и покачал головой. Ничего не скажешь. Просто замечательно. Убил бы! Но нельзя. К огромному его сожалению…
Снова вздохнул, развернулся, сделал шаг назад, очень осторожно и тщательно закрыл за собой дверь, затем вновь повернулся к не скрывающей того, что она весьма и весьма довольна своей проделкой, Кэссиди и вкрадчиво поинтересовался:
– Это как же надо было постараться, чтобы стены моего кабинета порозовели от стыда, мебель пожелтела и позеленела от негодования, а стол – посинел от бешенства?
– Стол не посинел, этот цвет называется фиалковый, – деловито поправила девушка. – Кстати, фиалковый – это цвет ваших глаз, так что, можете себе польстить, когда я всё это делала, то думала… – она томно вздохнула, стрельнула глазками и, закусив нижнюю губу, известила сладким голосом – …о вас.
Вслед за чем подмигнула и одарила ослепительной улыбкой.
– Стол под цвет моих глаз, значит, – насмешливо повторил мужчина. – Что ж спасибо, буду знать.
Часто захлопав ресницами, девушка озарила его ещё одной яркой как само солнце улыбкой.
– Всегда пожалуйста.
Александр хмыкнул и, сузив глаза, принялся внимательно изучать розовые стены, точнее, изображенные на них белоснежные семейники с желтыми уточками.
– А когда ты располагала их, – кивнул он то ли на уточек, то ли на рейтузы, ты тоже обо мне думала?.. – неодобрительно покачав головой, усмехнулся он. – Кстати, что ты там строчишь? Новый список пакостей?
– Да я тут… – притворно замялась девушка. – Просто… письмо родителям пишу…
– Жалуешься на меня злобного, высокомерного и бессердечного… – понимающе кивнул мужчина.
– И вовсе нет! Во всём письме нет ни слова не о вашей злобности, не о высокомерии, не о бессердечии, – тоном невинности, оскорбленной в своих лучших чувствах, возразила Кэссиди. – Всё, от первого до последнего слова, исключительно сухие факты! Более того, я специально для родителей записываю всё по свежим следам, так сказать, чтобы потом чего-нибудь не забыть или, не дай Триликая, перепутать или, что ещё хуже, допридумать…
– То есть, ты всё-таки пишешь им обо мне? – насторожился мужчина.
– Угу! А о ком же ещё! Вы моё, самое яркое впечатление за сегодняшний день! – иронично отозвалась девушка.
Александр слишком хорошо знал Кэссиди, чтобы не почувствовать в её словах подвох. Он в мгновение ока оказался за её спиной.
– Так-так, и что же ты там пишешь? – склонившись над девушкой, проговорил он.
Его глаза едва только пробежались по первым строчкам, а у него уже начал дергаться правый глаз. Не уверенный, что прочитал правильно, он резко выхватил листок из рук своей подопечной.
– Чрезвычайно
