умер, мне было двенадцать лет и я не удосужился их записать. Мне казалось, я и так хорошо всё запомнил – хотя на самом деле я только недавно узнал её общую канву.
Ещё что-то смогли вспомнить отец и бабушка – но даже им удалось вспомнить на удивление немного. Похоже, дедушка Яков не пожелал делиться этой историей даже с самыми близкими людьми. И всё равно она мучила его до конца дней – настолько это происшествие было для него важным и загадочным.
Уже лет в шестнадцать, когда у человека пробуждается интерес к корням, я взялся пересмотреть дедушкин архив, который так и валялся в собачнике его старой квартиры. И отыскал в древних советских папках, где лежали заметки для лекций и семинаров, неожиданное сокровище. Это были несколько блокнотов с его юношескими дневниками приблизительного того времени.
А в отдельной папке нашлись ещё две рукописи, написанные незнакомыми закорючками. Сперва я даже подумал, что они зашифрованы.
В те времена интернет был беднее, чем сейчас, и мне пришлось повозиться с пыльными справочниками. Но в конце концов я разгадал, что за линиями и закорючками рукописей A и B (как их окрестил я сам) скрывалась попросту стандартная стенография для польского языка по системе Олевинского, которую преподавали в дедушкиной гимназии.
Чем больше я разбирал стенографию (ближе к концу я настолько к ней привык, что мог читать прямо с листа, как если бы это были русский текст), тем больше подробностей той странной истории мне открывалось. Видимо, дедушка Яков хотел с ней всё-таки разобраться – хотя бы для себя. И я не могу сказать, насколько ему это удалось.
К сожалению, эти рукописи не годятся для публикации. Ни одна из них не доведена до конца, а в тексте нередко встречаются детали, уже непонятные людям нашего времени. Зато из них ясен общий ход событий и некоторые диалоги – насколько дедушка мог их восстановить спустя более чем полвека.
Какие-то фрагменты дедушка собирался написать позже и так к ним и не вернулся. Например, отыскать правду о том, что именно случилось с его приятелем Збигневым на Сапёрной пристани будет уже почти так же непросто, как отыскать в теперешней Крепости саму Сапёрную пристань. Разве что найдутся другие дневники и рукописи той поры, в чём лично я сомневаюсь – история фокусника Кшеминского настолько загадочна и непонятна, что она так толком и не вышла на городские улицы. Про неё не писали в газетах, её не обсуждали в кофейнях и на рынке – а потом и сам город, каким был он в те годы, можно сказать, исчез в огне мировой войны. От польского Бреста-над-Бугом остались только отдельные дома, фотографии, жители, и бумаги в архивах – настолько разрозненные, что сложить цельную картину было очень непросто.
И, разумеется, никаких сведений о фильме “Фонарь чародея” я тоже не смог найти. Но это легко объяснимо – реклама фильма не уцелела или даже не была напечатана, сценарии в ту эпоху не издавались и особо не береглись, а кино считалось одноразовым развлечением. Большая часть даже тех фильмов чёрно-белой эпохи, что шли в международном прокате, не сохранилось, – что уж говорить об этом промелькнувшем и канувшем в небытие метеоре.
Насколько правдивы описанные события, при всей их фантастичности, и насколько свободны от ложных воспоминаний – тоже вопрос непростой.
В дневниках дедушки Якова немало записанных снов – и возможно, какие-то из эпизодов рукописи тоже случились во сне. И люди, особенно в старости, иногда начинают путать сны и реальные воспоминания.
Я даже не уверен до конца, действительно ли дедушка собирался положить на бумагу подлинный случай из своей жизни – и так спешил от него избавиться, что даже использовал стенографию. Вполне могло быть и так, что обе рукописи были просто набросками к готической истории по мотивам его юношеских впечатлений от Бреста-над-Бугом и в них многое досочинено. В девяностые, когда он их написал, готика снова входила в моду.
Поэтому я взял на себя смелость пересказать своими словами эту историю о загадочном фокуснике докторе Кшеминском, гимназистке Микалине Карской, фильме “Фонарь чародея” и других странных событиях, которые произошли в Бресте-над-Бугом летом 1936 года.
2. Подземный театр
На тот случай, если вы не в курсе – “за польским часом” теперешний Брест назывался Брест-над-Бугом, и он был столицей Полесского воеводства Кресов Всходних. Для многих его жителей это был польский город – форпост в чужом краю на испепелённой войной земле.
Мой дедушка старался соответствовать эпохе и месту.
Только разглядывая фотографии, я понимаю, насколько до неузнаваемости он изменился с годами.
К тому времени, как я вошёл в сознательный возраст, дедушка превратился в тихого русскоязычного пенсионера в потёртом костюме и полотняной белой кепочке, как у албанского диктатора Энвера Ходжи. Он почти не отличался от других стариков, которых можно встретить в брестских скверах и автобусах. Ни дом, ни даже улица, где он жил в 1930-х,
