, вроде вареной капусты, только сильнее. Спертый воздух казался странно живым. Каждые несколько секунд гремел гром, сквозь завесу зловонного серого дыма пробивались острые языки молний.
Он понял, что прячется, скорчившись в темном углу, там, где эти двое, еле различимые сквозь дым, не могли его видеть.
Мужчина сжимал и разжимал кулаки. Женщина обходила по кругу небольшой костер, что-то бормоча себе под нос.
Пара оглушительных ударов грома – и на чердаке осталась только женщина и дым.
Ничем хорошим это не закончится. Маквей лихорадочно искал выход из этого странного места. Она, кем бы ни была, его увидела и заставила съесть истекающую черным дрянь, которой только что накормила ушедшего мужчину.
С закрытыми глазами, растрепанными волосами и в смятой одежде, она покачивалась, бормоча, в удушливых клубах дыма. И вдруг замерла, поворачивая голову медленно и мерно, напоминая изъеденный ржавчиной флюгер в плохом фильме ужасов.
Ее взгляд остановился там, где прятался Маквей. Он услышал, как непонятная черная штука шлепнулась из ее руки на пол. Женщина подняла палец, с которого капала темная жидкость, и указала на него:
– Ты! – От ее голоса Маквею на ум сразу пришли ржавые гвозди, утопленные в стакане виски. – Ты знаешь, что было между мной и тем, кого она велела бы тебе называть отцом!
«Ого!» – подумал Маквей, испытывая несвойственный ему страх. Женщина наговорила много непонятного, да он и не хотел понимать.
– Тебе здесь не место, дитя. – Она направилась к нему. – Разве ты не знаешь, что я сумасшедшая?
Точно. Сумасшедшая. Какого же черта он не в состоянии даже шевельнуть своими… Маквей внезапно запнулся, мысленно дал задний ход и зацепился за слово «дитя». Дитя?!
Страх, ледяной и скользкий, накрыл с головой. Он глянул вниз и увидел собственные ноги, обутые в крошечные детские сапожки.
Дом вздрогнул от удара грома. Послышался тихий скрип. Маквей поднял голову. И с невыразимым ужасом осознал, как красива эта улыбающаяся женщина. И он ее знает, во всяком случае, узнал.
Когда она снова указала на него, чары рассеялись. Он потянулся за пистолетом, лежащим на прикроватной тумбочке. Тумбочки не было. Очередная молния осветила чужую руку, слишком маленькую, бледную, нежную.
– Не бойся, дитя. – Голос женщины стал мелодичным и ласковым. Безобразная одежда и растрепанные волосы слились в бесформенное пятно и утратили собственные цвета. – Я тебя не обижу, только уберу то, что тебе не нужно видеть.
Маквей хотел сказать, что видел все смутно и его единственная мысль – убраться отсюда, пока его не коснулся ее палец.
Он стал боком отступать в темноту, даже смог бы убежать, если бы молнии перестали сверкать хотя бы на пару секунд.
Глаза страшной женщины, серые и такие знакомые, продолжали следить за каждым его движением.
– Отсюда нет выхода, – предупредила она и, нетерпеливо выдохнув, схватила его за запястья. – Я не причиню тебе вреда. Ты же знаешь, я никогда этого не сделаю.
Он не знал и в этом пространстве был безоружен и, похоже, бессилен, чтобы высвободиться из чужой хватки.
Он все равно попытался вырваться. Женщина разразилась смехом:
– Глупый ребенок. Забываешь, что я старше тебя. Кроме того, сильнее и намного хуже твоей матери.
Его мать?
Женщина выволокла Маквея из угла.
– Идем со мной.
Он споткнулся, когда она резко поставила его на ноги. И, посмотрев вниз, обнаружил, что наступил на подол длинного платья.
– А почему я… – начал он, но, услышав незнакомый тоненький голосок, исходящий от него, подавился вопросом.
Женщина присела перед ним, чуть улыбаясь мрачно и безрадостно:
– Поверь, Аннали, все, что я сделаю с тобой сегодня ночью, для твоего же блага.
Раскат грома вырвал Маквея из кошмара. Темные волосы упали на глаза, в первую секунду он подумал, что ослеп. От порыва ветра задребезжала штора над прикроватной тумбочкой. Маквей заметил, как на улице мигает неоновая вывеска. Рука потянулась за пистолетом, после чего он упал обратно на матрас и заставил наконец тело расслабиться.
В животе оставались скользкие, тугие холодные узлы, правда, не все они были связаны с еженощным кошмаром, проистекая из вполне явного источника.
Две недели назад он решил: настало время сделать то, что собирался с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, когда его умирающий родитель выдавил из единственного сына обещание исполнить его последнюю волю.
Он на время забудет о перевоплощении
