шапка источает такой прекрасныйаромат, что полон им чудесный сад, и соловьи
над ним кружатся, и детки их спать не ложатся
вечерней позднею порой, хотя пора лететь
домой. Спустился и Амур тут, наконец,
он появился в сонме птиц, как их отец.
А рядом с ним Нежнейший Взор, но смотрит он
всегда в упор, пока упор не упадет, прекрасный
юноша поёт. В руке, однако, он держал два
тюркских лука, но мешал тот груз его движенью,
он мог лишь наблюдать круженье. Один был
старый лук и крут, почти совсем уже погнут,
зато изящен лук другой, из древесины молодой,
он отлично отшлифован, и вдоль как будто
разрисован фигурками Прекрасных Дам и
кавалеров по пятам. Всего десяток стрел
в наборе, не говорим мы здесь о вздоре —
лишь половина в оперенье золотом,
всё складно так лежало, остро, что твоё жало.
Те стрелы всякого б достали, пока они внутри,
и жертвы сильно бы страдали, но не металл бы
их замучил, Краса, и как на это смотрят Небеса?
Но хоть она и лучше всех, её успех не длится
век. Куда как чаще успех имеет настоящий её
сестричка, Простота, всегда мила, ко всем добра.
Была и третья здесь сестра, ей храбрость добавляет
ценность, зовут девицу Откровенность,
что с Куртуазностью в ладах,
скажу я вам – и ох и ах легко ей удаются, с
Компанией такие хорошо ведутся. Недалеко
летят их стрелы, есть и у них свои пределы, но
если кто-то под рукой, он тут же станет сам не
свой. А пятую прозвали Милый Вид, опасности
он не таит, да вот и он способен поранить ту
особу. Как скверны те другие пять! Врагу бы их
не пожелать! И первая из них – Гордыня, вид
отвратительный второй, презренной Низости
кривой, она всегда вся в черной краске,
Предательства жестокой маске. Ещё средь них
одна была, Стыдобой вроде названа, четвертую
с большой печали Отчаяньем зачем-то звали, а
пятая – Непостоянство, вот эти все в горбатый
лук положены пучком ровнёхонько в пять штук.
О силе стрел молчим пока, но обучу не свысока
значенью их и смыслу, всю истину, клянусь, и
сам я не осмыслю. Ещё не кончен мой роман,
огласке честно всё предам, всему имеется свой
срок, пока изучим сей урок. Вопрос: зачем же
бог любви их выбрал в спутники свои? Он нежно
обнимал Красу, как заводной, кружась юлой,
она не сумрачна была, хотя лицом белым-бела,
и облик весь её сиял, и мир вокруг весь освещал,
сравнимо разве что с Луной! Ведь рядом
свечкою одной казаться станет всякая
звезда. А стан прямой так хрупок был,
и лик раскрашен без чернил, и косы светлые до
пят, схватить в ладонь их всякий рад, была
б хорошая езда и подходящая звезда, чтобы
умчаться в глушь, хоть кто-то скажет —
это чушь. Мне б не забыть её
