до зеленого змия. Если измарает карету, платить будешь.
Климов продолжал держать Фалина на руках, уложил его голову себе на плечо и сказал:
– Гнездниковский переулок.
В кабинете начальника Фалина уложили на диван и пригласили доктора.
Климов сидел в кресле, грыз мундштук потухшей трубки и смотрел на происходящее со стороны, будто это его не касается. Врач, высокий полный мужчина, молча раздвинул стоящих у дивана людей, склонился над Фалиным, приподнял ему веки, пощупал пульс, бережно положил маленькую ручку обратно на грудь и так же молча пошел к выходу. В дверях он закашлялся, снял очки и прикрыл глаза тяжелой ладонью.
Оперативные работники стали расходиться, каждый украдкой бросал взгляд на Климова, за дверью раздавались их приглушенные голоса, потом все стихло.
В кабинете остались, как и утром, трое: начальник, Климов и Фалин.
– Кто? – спросил начальник.
– Свисток, простите, Володин узнал.
– Кто привез?
– Панин.
– Смелый парень.
– Смелый. – Климов поднял голову. – Как же можно было Фалина посылать, раз его бандиты знают?
Начальник заскрипел стулом, что-то переложил на столе, взял карандаш, неожиданно швырнул его в корзину для бумаг и глухо сказал:
– А кого здесь не знают, Василий? Нет таких. Людей всего-то, – он растопырил пальцы, – раз-два и обчелся. Где их взять, людей-то? Сашка был отчаянный парень и умница редкая. На самые опасные задания ходил. Позавчера по его данным мы ликвидировали банду в Марьиной Роще. Почище твоего Серого были налетчики.
– А мне Фалин говорил…
– Знаю. – Начальник вышел из-за стола и сел на диван в ногах у Фалина. – Знаю, Василий. Он всем одну и ту же сказку рассказывал, мол, бумажной волокитой занимается. Но у него пальцы на правой руке почти полностью парализованы были и писать он не мог. Стрелять левой рукой научился, а писать – нет. А может, и умел, да скрывал. Фалина разве поймешь? Хитрющий мужик.
Начальник рассказывал о Фалине то в прошедшем времени, то, как о живом, в настоящем. Говорил медленно, теряя нить, тер голову ладонями и повторял последнее слово.
– Настоящий человек Сашка и жил красиво. У Деникина в штабе четыре месяца провел, и люди рассказывали, что он один дивизии стоил. Феликс Эдмундович мне звонил, интересовался, как живет Александр, и привет передавал. У Фалина туберкулез легких в тяжелой форме, потому-то он такой и худенький. Я как узнал про болезнь Фалина и про работу в разведке, начал беречь его. В прошлом году мы Сашку лечиться отправили, да разве он лечиться будет? Доктор мне говорил, что безнадежно у Александра с легкими. Он и сам это знал, потому и лез в самые опасные операции. А как почувствовал, что я его от дел потихоньку отстраняю, такой скандал устроил, что в этом кабинете люстра дрожала.
«Я, – говорит, – на задержание не годен, писать я не могу, только и умею, что шататься по бандитским малинам. Ты, – это он про меня, – не начальник, а близорукий, бесхребетный
