мне нравятся эти люди. Простые… Свистка, к примеру, не очень волнуют комментарии о Галльской войне. А Валет, наш милый коллега, почти уверен, что Публий – это один поэт, Овидий – другой, а Назон уж совсем третий.
– У меня девятнадцать, – раскрыл карты Серж.
– Двадцать одно, – сказал Цыган.
– Да, тебе везет, Михаил, а мне вот… – Серж встал, подошел к спящему офицеру, взял гитару и неумело, одним пальцем стал наигрывать «все гусары спят непробудным сном».
Цыган повернулся на стуле.
– Слушай, мне кто-то говорил, что тебя видели в форме красного командира.
– Мне тоже говорили. – Серж улыбнулся.
– Что же?
– Что ты в какой-то школе на чекиста учишься.
– Интересно, – Цыган внимательно посмотрел на Сержа и стал раскладывать пасьянс, – мне это в голову не приходило. Надо будет проверить…
– Что именно, Михаил?
– Потом расскажу, а пока предупреждаю. – Цыган смешал карты и с милой улыбкой продолжал: – По краешку ходишь, запомни, и Серому голову зря морочишь. Не путайся под ногами, друг детства. Мне Серый нужен для других дел. С его бандой можно взять банк, и я уйду отсюда как можно дальше. Ненавижу грядущего хама.
Офицер поднял голову, мутными глазами посмотрел на Сержа, Цыгана, откинулся на стул и снова заснул.
– Бедная Россия, – повторил Цыган. – Вот он, георгиевский кавалер, за рюмку водки готов «Интернационал» играть. Нет сильных личностей, чтобы это стадо, именуемое русским народом, повернуть вспять… Ну да еще посмотрим. Кстати, Мишель, – Цыган встал, – мне нужно на полчасика отлучиться. Не обидишься?
Серж молча пожал плечами.
– Валет, – крикнул Цыган, – я скоро вернусь.
Валет вошел в зал с тарелкой в руках.
– Жрать нечего, объедки какие-то.
– Найдем где поесть. – Цыган подошел к Валету вплотную и тихо добавил: – Помнишь, что тебе Серый приказал?
– Ну? – Валет посмотрел на Сержа. – Не боись, будет сидеть как кутенок.
– Смотри, Валет, ты его плохо знаешь, – прошептал Цыган и пошел к дверям.
– Не задерживайся, Мишель, – громко сказал Серж и улыбнулся. – Мне скучно без тебя.
Мастер сделал шаг назад, восторженно оглядел Пашку с ног до головы, будто не только стриг, но и одевал его, вообще создал собственноручно целиком от кончиков модных ботинок до самой макушки, закатил глаза и, прижав руки к груди, воскликнул:
– Готово-с, молодой человек!
Пашка с грустью посмотрел под ноги, где шелковистой горкой покоились его кудри, вздохнул, поднял глаза и встретился взглядом со своим двойником в зеркале. Уши, которых Пашка раньше не замечал, вдруг нахально заявили о своем присутствии. Зато появился лоб, очень даже высокий и благородный, а пробор, ради которого он и отважился на эту операцию, был выше всяких похвал.
Пашка покорно повернулся, разрешая мастеру пройтись щеткой по воротнику и лацканам нового пиджака,
