приёма «факсимильной погоды» по Гринвичу.
Казалось бы, спускаемся на юг, погода должна быть всё теплее и комфортнее. Но нет. Атлантический океан встретил нас довольно неприветливо. Вместо пышных белокрылых гроздьев облаков, оставшихся к востоку от мыса Трафальгар, – хмурое низкое небо и сильный, забивающий дыхание ветер с норда. Палуба судна то мерно идёт вверх, и какая-то неведомая сила вдавливает тебя в неё так, что трудно сделать следующий шаг, то вдруг обрывается вниз, при этом уходит вправо или влево, норовя свалить тебя с ног. Это – так называемая мёртвая зыбь, когда при полном штиле разгоняются водяные горы на тысячи километров от действительно бушующего шторма где-то в неоглядной дали, в совсем ином районе океана.
Мёртвая зыбь не бьёт корабль, не заставляет людей настороженно прислушиваться к каждой команде с мостика. Но она постепенно, исподволь выматывает твои силы. К концу вахты или твоего рабочего дня тело словно наливается свинцом. И остаётся единственное желание: поскорее дотянуть до койки.
Нетрудно было заметить, что у людей поубавилось оптимистичного настроения, а в кают-компании – желающих обедать и ужинать. Наступило время «нас» – тех, кто на качку реагирует ровно наоборот: хотим жрать, жрать и жрать. И здесь нет никакого чуда. Просто у каждого человека – свой индивидуальный вестибулярный аппарат. К примеру, у Вити Родинки он был несколько иным, чем, скажем, у меня. Выпив за обедом лишь полкружки виноградного сока (этот сок мы очень любили, потому что от него исходил запах сухих крымских вин), Витя с видимым трудом добирался до каюты и там как подкошенный валился в койку. Не меняя позы и выражения лица, Витя оставался в положении на спине до самого ужина, который, как и обед, ему оказывался ненужным. Я своему соседу искренне сочувствовал, но понять или представить его состояние не мог. Меня в это время, наоборот, обуревала жажда деятельности и постоянное, ненасытное чувство голода.
В один из штормовых дней, глядя в иллюминатор на вздыбившуюся и ощетинившуюся белесыми бурунами поверхность океана, я предложил Виктору:
– В будущей кинохронике неплохо бы сделать кусочек о плавании в штормовом океане. Скоро мы сменим курс и подвернём навстречу волне. Вот тут-то, Витя, когда «Владимирский» начнёт зарываться носом в крутую волну, и надо снимать! А я напишу комментарий. А, Вить?..
Родинка, не меняя положения относительно своей койки, ответил неожиданно твёрдо и решительно:
– Я буду снимать штиль. Я люблю снимать штиль… А тебе доверяю шторм. «Красногорск» вон там, в ящике, заряжен. Иди и снимай…
Когда судно кренилось на левый борт и Витины ноги оказывались выше головы, его глаза стекленели или вовсе закрывались. В этот момент слышался глухой стук головы о судовую переборку левого борта, на что Витя уже давно никак не реагировал. При крене на правый борт Витя сползал с кровати до тех пор, пока не упирался ногами в умывальник. Потом перемещение
