будет со своими знакомыми, из запертой церкви, в жмурки играть да слушать россказни заезжих старух.
– В городе у нас был блаженный, дедом Кузякой звали, босиком ходил в любые морозы. Как-то в войну забегает он к нам в детсад. Хлопнул в ладоши: «Бежим со мной!» Мы все и помчались. Он нам конфеты давал ведь. И только отбежали чуток – бомба прямо в детсад угодила! Одни головешки остались. Так-то.
– Осподипомилуй, – шепчут старухи и расходятся по домам, чтобы завтра попасть на раннюю службу.
Засыпает в лопухах и Павёлка.
…и видит, будто идет к нему по Волге старичок, в бороде запутался.
– Ты кто таков? – окликает Павёлка.
– Павёлка я, – отвечает, – поп из Рыбьей слободки.
– А чего это ты по воде гуляешь?
– Образок ищу, – вздыхает рыбий поп. – Отцово благословение.
– Как же он у тебя в Волге потерялся?
– Утоп вместе с городом! Слыхал про Мологу? Идем, покажу!
Цапнул старичок Павёлку за руку и тащит в реку. Павёлка – плыть, а вода – твердая, только пружинит слегка, как мох. Старичок усмехается и вперед бежит. Побежал за ним и Павёлка.
Очутились они враз на широком месте. Кругом вода, берегов не видать.
– Теперь под ноги смотри! – велит старичок. – Вон она, Молога-утопленница.
Пригляделся Павёлка, а внизу – подводный город: улицы, заборы, даже фонари. На звоннице – колокола сами собой колышутся, только не слышно ничего. А из окон в домах выглядывают водяные старухи.
– Они, – объясняет поп, – уезжать не захотели.
– Чем же они дышат?
– Господь им на удочке воздух в горшках спускает…
Любит Павёлка лежать на берегу Волги. Песок под щекой осыпается, бежит по своим делам. Жужжат на реке моторки, гонят волну. Качаются привязанные к мосткам тихие лодчонки. А другие – лодочные старухи – валяются брюхом к небу на песке, как большие дохлые рыбы.
За Толгоболью Волга изгибается и скрывает себя в речную тайну: излуку. Только длинные баржи знают, что там за поворотом. И Павёлка порой летает туда во сне.
Летит он над незнакомой родной рекой, щекочут живот прибрежные сосны, поднимают головы усердные рыбаки, гудят белые пароходы, плывущие назад, к сельцу Толгоболь, где спит на берегу Павёлка, олух царя небесного. Спит и спит.
Лукерьины звери
Блаженны безымянные творцы узоров, сплетающие нити судьбы, ткущие полотно жизни, где все повторяется, как припев бесконечной песни, но каждый раз по-своему, на новый лад.
Где все неповторимо.
Блаженно ваше безликое вольное племя, уходящее корнями за край времен, в тридевятое царство, где все растворяются во всех, где каждый поворот руки прошел сквозь толщу поколений и повторяет движения праматерей.
Блаженны ваши цветы и звери, львы рыкающие, полканы, тяни-толкаи, кони-цапли на тонких
