функции по отношению к народу. А тут ещё казаки времён Гражданской войны, ухватившиеся за возможность добить большевиков, по-хозяйски уверенно разъезжали по улицам, показывая тем самым, что возврат их прежней власти не за горами.
И с раздражением, и с надеждой смотрела Анфиса на левый берег Дона, оттуда должно было прийти спасение. Не выдержала, обращаясь к кому-то в ту сторону, ею одной видимому:
– Где же самолёты? Хотя бы один прилетел и устроил бы им бал-маскарад с фейерверком!
Они прилетели. Первые числа ноября запомнились мощными бомбардировками. Налёты начинались с вечера, снова пришлось прятаться в подвалах, теперь от своих же бомб. Не знали, как пережить ночь, земля дрожала от взрывов. У Анфисы нервы оказались железные, она помогала в подвале соседям разместиться, давала советы. А бедная Соня не могла терпеть такие муки, такое состояние, когда каждое мгновение ожидаешь смерть. Леденящий душу вой и затем такое содрогание земли, что казалось земля сейчас под твоими ногами разверзнется, и ты полетишь прямо в её адское жерло.
У всех на уме было одно: за какие грехи на них обрушилось такое горе. Были и такие чудаки, которые, наслушавшись рассказов о том, что можно укрыться под железной кроватью с сеткой, отсиживались в квартирах. Якобы эта сетка выдерживала, если на неё падал потолок. Бомбили хаотично, много людей так и осталось погребено в подвалах.
Соня стыдилась своей слабости, когда один только животный страх владеет твоими мыслями и сковывает движения, поражалась, как Анфиса сохраняет хладнокровие в таких условиях. Может, слабость от того, что нет веры в Бога? Об этом многие стали задумываться, не одна Соня. Как только началась оккупация, в городе новые власти в нескольких местах открыли церкви, разыскали священников. Нужно было намекнуть людям, что во всех их бедах виноваты одни коммунисты, отрицающие религию. Народ потянулся в церкви, запуганный и придавленный со всех сторон на земле, искал спасения откуда-то свыше.
Взяв с собой Эдика, Соня решилась сходить на службу в собор, который находился рядом с рынком. Священников она видела в детстве, она помнила этих людей в длинных чёрных одеяниях с крестом на груди, когда с матерью по воскресным дням отстаивали службу в местной церкви. Запомнилось ещё, что во время колокольного звона птицы громче пели. Возникало радостное состояние, когда всё вокруг тебя кажется таким милым и родным.
Идти пришлось долго, трамваи давно не ходили, кое-где обгоревший каркас вагона так и стоял, чёрным призраком указывая на смерть, которая возможна здесь и сейчас, когда идёт война. Было особенно печально смотреть на изуродованные деревья, разорванные на части, на выбитые взрывной волной окна небольших домов, стены которых уцелели, но жить в них уже невозможно. Временами останавливались и замирали. Забираясь на этажи разрушенного бомбой дома, рискуя жизнью, когда вот-вот может обрушиться стена, люди пытались что-то разыскать в завалах.
