наиболее отвратительные и пугающие биологические феномены и издержки их жизнедеятельности; в конце концов, как бы он к тому ни относился, я был его подмастерьем, и разве не он сам говорил не раз, что мне следует как можно быстрее к такому привыкнуть?
Десять минут. Пятнадцать. Затем раздался грохот распахнувшейся подвальной двери, и тут же – гром поспешных шагов; еще мгновение – и в комнату ворвался Уортроп. Он прямиком бросился к оттоманке и схватил Кендалла за грудки.
– Кендалл! – завопил он прямо в лицо англичанину. – Очнитесь!
Веки Кендалла на миг приподнялись, но тут же вновь сомкнулись. Я заметил, что доктор успел надеть перчатки.
– Вы ее открывали, Кендалл? Кендалл! Вы дотрагивались до содержимого?
Он взялся за запястья Кендалла, осмотрел его ладони с обеих сторон, потом склонился и обнюхал его пальцы. Затем Уортроп оттянул веки Кендалла и вперился в невидящие глаза.
– Что стряслось? – спросил я.
– Того, что внутри, касались минимум трое. Вы один из них, Кендалл? Один из них?
Кендалл отозвался слабым стоном – он все еще был полностью погружен в наркотический сон. Уортроп фыркнул с досадой, повернулся на пятках и промаршировал вон из комнаты, задержавшись на пороге лишь затем, чтобы рявкнуть мне: стой где стоишь.
– Следи за ним, Уилл Генри, и как только очнется – сразу зови меня. И ни при каких обстоятельствах до него не дотрагивайся!
Я думал было, что он вновь кинется в подвал, но доктор устремился в противоположную сторону, и теперь мне было слышно, как Уортроп срывает с полок древние истрепанные тома и с грохотом швыряет их на внушительный стол. Он еще и бормотал себе под нос в возбуждении, но слов я различить не сумел.
Я подкрался к двери в библиотеку; монстролог стоял ко мне спиной, склонившись над книгой в кожаном переплете. Тут он выпрямился, почуяв мое присутствие, и резко обернулся.
– Что?! – вскричал он. – Да что тебе теперь-то надо?
– Вы не… могу ли я…
– Что я – не? Можешь – что?
– Могу ли я вам как-нибудь помочь, сэр?
– Да, и я уже сказал тебе, как. И тем не менее, ты здесь. Что тебе тут надо, Уилл Генри?
– Я подумал, может, я мог бы…
– Мешать мне работать? Бесить меня сопливым подхалимством? Я что, велел тебе изобрести вечный двигатель? Или, может, отправил жонглировать чайными чашками, стоя на этой твоей мелкой остроконечной голове? Я совершенно уверен, что оставил тебя наблюдать за мистером Кендаллом, – только это и ничего кроме этого! – но ты, видно, даже столь простому приказу последовать не в состоянии!
– Простите, сэр, – сказал я, разрываемый желанием не то сбежать прочь, не то броситься наземь в припадке ребяческого гнева. Пятясь, я отступил от двери и вернулся в гостиную. Кендалл лежал безмятежно, как мертвый; обо мне же такого нельзя было сказать, и в особенности недоставало безмятежности
