не снимая плаща, я улегся на кровать и попытался переварить всю обрушившуюся на меня информацию. Особенно не давало покоя мне то, что успел сообщить сосед уже на лестнице, поминутно раскланиваясь и распахивая передо мной мою собственную дверь. Он рассказал мне, что население города, боясь очередного разочарования, коим явился бы, например, мой внезапный побег из города или мое нежелание принять на себя столь высокую роль, решило совершить нечто. Нечто такое, что еще несколько дней будет сохранено в строжайшей тайне, а потом объявлено всенародно и в результате чего начнется наконец новая жизнь. И я, по их глубокому убеждению, смогу тогда выполнить предназначенную мне миссию.
Честно говоря, что-то настораживало меня в этом их маниакальном стремлении навязать мне исполнение не очень понятных для меня функций. И жили бы себе спокойно, рассуждал я тогда, на кой черт я им сдался? Но, видимо, горожане всерьез решили не упустить счастливую возможность изменить свою жизнь.
При этом все эти господа уже изрядно начинали действовать мне на нервы. Их внимание ко мне стало доходить до смешного, и нелепости, с которыми я вынужден был теперь сталкиваться, все больше и больше раздражали меня. Мало того, что все население города пристально следило за каждым моим шагом, так что, если бы я даже и намеревался бежать, эту мечту надо было бы немедленно похоронить, так они завели новую моду – встречать меня по утрам у дома. Зрелище глупее этого трудно было себе представить. Они выстраивались по обеим сторонам улицы, и, когда я выходил, мужчины непременно склонялись в глубоком поклоне, а их дамочки, стоя в отдалении, взвизгивали и махали мне своими безвкусными шляпками. После чего в две шеренги пристраивались у меня за спиной и сопровождали меня до кабачка. Причем ни один из этих глупейших господ теперь не решался переступить порог до того, пока я первым не войду в него. Все это напоминало какую-то нелепую игру или неизвестный мне ритуал, впрочем, вызывающий у всех его участников, кроме меня, неподдельный восторг.
Я подумал, как мало на свете умных людей. Да и добрых, по существу, не так много. А уж талантливых – совсем ничего… Тогда из кого же состоит большинство? Из глупых, злых и бездарных?.. Странно, но, быть может, это и есть – открытие мира. Быть может, таким он и предстает в действительности. А остальное – иллюзия, в которую я жажду поверить. Видимо, справедлива была г-жа От, любившая меня тридцать два года, когда сказала, прощаясь, что я похож на иллюзиониста, не имеющего понятия, чем закончится его иллюзия.
Я чувствовал, что в городе что-то происходило. Кулинар был прав: они готовились к неким событиям, в которых, видимо, мне была отведена центральная роль. Я видел это по всему, начиная от их пристального ко мне внимания и кончая тем преувеличенным и ставшим уже назойливым восхищением, которое я вызывал повсеместно каждым своим жестом или обращением к ним.
Их дамочки, прогуливаясь вокруг кабачка в ожидании своих пузатых мужчин, раскланивались со мной самым любезным образом, на какой
