застыть в этой неловкой позе. Я не знал, как вести себя в подобной ситуации. Фромбрюк наваливался все сильнее, все теснее прижималась г-жа Финк. Я почувствовал, что стоит им только еще чуть крепче прильнуть ко мне, как в какой-то момент тела их, наверное, смогут сомкнуться, пройдя сквозь меня. Я, изловчившись, все-таки вынырнул из тесного плена. Они повернули ко мне заплаканные свои физиономии, и столько скорби было в глазах г-на Фромбрюка и такая печаль застыла на лице г-жи Финк, что я и сам на миг пожалел, что отверг их объятия. Впрочем, здравый смысл восторжествовал, я распахнул музейную дверь и выбрался наружу, оставив моих проводников наедине с их переживаниями.
Я возвращался к себе в мансарду и думал: «Как, оказывается, чувствительны жители города… И почему, интересно, почему этот г-н Дворк так ничего и не написал, кроме одной буквы?.. Неужели и мою книгу ждет судьба его энциклопедии? – пришло мне вдруг в голову. – Неужели я, как и он, обречен, ничего не создав, превратиться в куколку и быть заживо похороненным в какой-нибудь заброшенной кладовке с гордым названием „Музей“?»
Быть может, мне не писалось из‐за предчувствия такой ужасной судьбы? Ведь мы с этим Дворком похожи: и меня раздражает малейший шум, и я ищу место, где бы закрыться и начать сочинять…
Я никак не мог успокоиться! Злосчастная эта история мешала сосредоточиться и навевала ужасную тоску. Моя книга переваливалась у меня в голове, словно заблудившийся носорог. И огромная эта бесформенная туша, напоминавшая свалку случайных мыслей, обрывков фраз, чужих афоризмов и собственных бессильных проклятий, разрывала мою голову изнутри, как только я приступал к сочинению. Очередной раз я решил сбежать от нее и вышел на улицу, с тихой надеждой, что прогулка развеет отчаяние и на моей могиле не напишут «умер от меланхолии».
Архив
Я понял, что необходимо вытащить себя из засасывающей этого тоски и хотя бы поесть, – я отправился в кабачок, потому что отправиться больше было некуда. С трудом поедая уже ненавистный мне чолнт, надеясь отвлечься, я спросил у соседа, нет ли в городе какой-нибудь завалящей книжной лавки или, на худой конец, библиотеки.
Внезапно в кабачке настала тишина. Все головы повернулись ко мне, как будто мой вопрос был чем-то из ряда вон выходящим. Гробовое это молчание крайне удивило меня, мне показалось, что меня просто не поняли. Только хотел я повторить свой вопрос, как столяр Польман, упитанный человек с толстой волосатой шеей, неожиданно ответил: «Есть». После чего надел свою шляпу и, оглядываясь, словно я собирался пуститься за ним в погоню, быстро вышел из кабачка. Мне стало не по себе. «А где расположена ваша… библиотека?» – спросил я неестественно громко, не обращаясь ни к кому персонально. Я поймал на себе долгий испытующий взгляд кабачника. Потом он неожиданно поднял руку и ткнул ею в противоположную сторону площади. «Там», – сказал он.
Просидев еще немного при полном общем молчании и почувствовав себя крайне неловко, я вышел из кабачка и направился на противоположную
