выгнать.
Рядом с мастером – Луканин. С ним, как и со многими в Улыме, нет общения, хотя кое в чём он близок, женат на той, которая мелькнула, как маленькая станция, где Николай, случайно выйдя, вернулся обратно и никогда о ней не думал.
– Слово имеет главный инженер Иван Фёдорович, – объявляет директор.
– …Работа методом укрупнённой бригады не имеет простоев. Это выгодно и для предприятия, и для работников: объём заготовки больше, ну, и зарплата.
Леспромхозу невыгодно отдавать тариф, рабочим невыгодно его брать. Выход? Но на некоторых таких предприятиях укрупнённые распались обратно на малые.
– Так как бригада теперь одна, надо выбрать бригадира, – директор в улыбке смахивает на его брата манси, который, бывая у директора, в прихожей пару дней валяется пьяный в меховом одеянии, будто куль.
Молчат, ждут: Луканин снимет свою кандидатуру.
– А кого тут выбирать, кроме Николая Петровича! – Илья Горячевский оглядывает публику, как со сцены.
– Шрамкова в бригадиры! – другие шрамковцы.
И тут мастер, окривев неприглядной улыбкой, говорит:
– Я не против Николая, но Алексей перенял новый метод от того, кто этот метод внедрил.
Недоверчивые улыбки.
Но вдруг Луканин, будто его за верёвочку дёрнули, будто его кто в бок толкнул, а то и, правда, толкнул его в бок Позднышев, поднимает голову (была опущена), лицо уверенное и… незнакомое. Как на улице в яркий день – солнце глаза застило:
– Можно мне?
– Да-да, Алексей Романович, вернее, Родионович, – директор, как и другие, улавливают в Луканине нечто особенное.
– Работа будет без остановки, будет взаимо-мо-мость, взаимозаменя-емость. И будет объём, кубы! Егор мне чё говорит: «Две бригады в одну – и шуруй!» – от волнения гнусаво, а рукой так, что мастер увернулся от удара.
И речь неграмотная, и то, как мастер отклонил голову от ораторского жеста, развеселили публику.
Луканин, не обратив внимания на реакцию, как-то механически продолжил:
– Посохин мне обсказал работу. Метод ладный, – говоря это, глядит на плакат, будто у него с новатором, там изображённым, более реальный контакт, чем с реальными людьми в этом кабинете. – Не только внедрить, но догнать и перегнать! – Луканин сел. Его заметные уши горят, как фонарики.
Мнение о нём: тихий, никогда не говорит на людях, да и не умеет говорить. «Не только внедрить, но и …догнать и перегнать!» Непонятная бойкость небойкого человека. Ну, будто кто-то невидимый другим, но видимый Луканину, подбивает его на такое поведение.
А его жена Катерина на Шрамкова глядит затягивающе, глаза, как омуты, на дне которых дремлют неприятные ему воспоминания.
– Ладно, хорошо, – Леонид Сидорович не мог открыто предложить в бригадиры кого-то, кроме Луканина, но и Луканина никак не мог предложить.
Тихо и – только бряканье об угол конторы оторванной ветром от кронштейна водосточной
