тети Тани с работы, которых Марта никогда не видела, сидели напротив, а лучший друг дяди Саши по имени Антон, производивший впечатление излишне серьезного и самодовольного человека, занял место на другом конце. Стол буквально ломился от еды, что даже пришлось поставить водку и вино на пол и доставать по мере необходимости.
Все ели и пили, не переставая шуметь ни на секунду. Во всем этом непрекращающемся гомоне, дополняемом звуками телевизора, работавшего неизвестно для кого, Марта чувствовала себя чужой. То и дело она наигранно улыбалась, а остальное время проводила за тыканьем вилкой в салат. Чем меньше становилось алкоголя, тем громче звучали голоса.
– Андрей, когда мы уже побываем на концерте твоей дочери? – поинтересовался дядя Саша.
– На каком концерте? Я тебя умоляю! Она сейчас наиграется и займется серьезными делами, – возразил папа, даже не думая спросить мнение дочери.
– Ну почему же? Чем тебе музыка не серьезное дело? – раздался голос Антона.
– Тем, что это веселое развлечение, но денег никогда не принесет.
– Но люди же как-то зарабатывают!
– Как? В переходах играя? Раньше музыкантов ценили, а сейчас это никому не нужно, если мы не говорим про все эти дерганья на сцене под вспышки света и полуголые танцы.
– Андрей, ты неправ, – вступила в разговор тетя Таня, – наш папа…
– Не надо мне про отца. Как это я не прав? Я сегодня вот как раз видел парня в переходе. Стоял в костюме на два размера больше и пиликал себе уныло. Марта и сама все понимает. Правда? – наконец, он удосужился посмотреть на дочь.
Утренняя обида вернулась с новой силой. В горле пересохло, и она даже не знала, что ответить. Спорить при взрослых совсем не хотелось, но и согласиться просто так она не могла. Мама снова молчала. Когда Марта уже собиралась возразить, она почувствовала, как теплая бабушкина рука под столом сжимает ее руку.
– Андрей, даже если она и понимает, то пусть сама до этого дойдет, – ответила за нее бабушка Леся. – Ты вообще хотел стать футболистом. И, может быть, взяли бы если бы не…
– Если бы не армия. Да. И хорошо, что не взяли. Сейчас сидели бы где-нибудь в глубинке, пока я тренировал третьесортный клуб. А так я стал человеком.
Бабушка еще сильнее сжала руку Марты, словно говоря: «Не надо. Молчи».
– Сейчас можно выучиться на кого угодно. Было бы желание. Но вот про скрипку при мне не надо разговаривать. Да, все мы мечтали о всяком, хотели, бунтовали, а потом все отпадает. Марта, разве не так?
– Так, – наступив на горло своей гордости ответила дочь.
Окружающие больше не хотели перечить Андрею Владимировичу. Каждый из них по-своему жалел несчастную девочку, но предпочитал делать это молча, чтобы не лезть в чужие дела, а они уж сами разберутся.
– Может быть, – думала Марта, – если бы хоть кто-нибудь сказал, что думает или встал на ее сторону, то папа бы понял, что ошибается. Взрослый скорее послушает взрослого, чем ребенка. Тем более, такой взрослый, как папа.
