тоже выпил.
– Мои соболезнования по поводу кончины твоей жены, – тихо произнес он. – Я знаю, что она…
– Ты ничего не знаешь! – Грей положил разбитый бокал на стол; чаша покатилась, остатки вина омывали стекло изнутри. – Ничего. Ни о моей жене, ни обо мне.
Перси едва заметно пожал плечами. Типично галльский жест, словно говорящий: «Ну, как скажешь». И все же его глаза… по-прежнему прекрасные, чтоб его, глаза, темные и ласковые… Казалось, они смотрят на Грея с искренним сочувствием.
Грей вздохнул. Конечно, с искренним. Перси нельзя было доверять – ни в прошлом, ни сейчас, – но он поступил так, как поступил, исключительно из-за своей слабости, а не по злому умыслу или от недостатка чувств.
– Чего ты хочешь? – повторил он.
– Твой сын…
Грей резко повернулся к нему и схватил за плечо так грубо, что Перси охнул и сжался. Грей наклонился, вглядываясь в лицо Уэйнрайта… простите, Бичема. Грей ощущал тепло его дыхания на своей щеке, чувствовал запах одеколона… Кровь из пораненной ладони испачкала сюртук Уэйнрайта.
– В нашу последнюю встречу я едва не всадил тебе пулю в голову, – очень тихо сказал Грей. – Не дай мне пожалеть о своей сдержанности.
Он отпустил Перси и выпрямился.
– Держись подальше от моего сына… и от меня тоже. А вот тебе добрый совет: возвращайся во Францию. И как можно скорее.
Повернувшись на каблуках, он стремительно вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Он уже дошел до середины улицы, когда понял, что оставил Перси одного в своей комнате.
– Ну и черт с ним, – пробормотал Грей и отправился просить приюта у сержанта Каттера. Утром надо будет удостовериться, что семейство Фрэзеров и Вилли благополучно покинули Уилмингтон.
Глава 2
А иногда – нет
Лаллиброх, Шотландия. Сентябрь, 1980 г.
– Мы живы, – повторила Брианна Маккензи дрожащим голосом. Она посмотрела на Роджера, прижав письмо к груди обеими руками. По ее лицу бежали слезы, но голубые глаза радостно сияли. – Живы!
– Дай мне взглянуть.
Сердце Роджера стучало так сильно, что он едва расслышал собственные слова. Он протянул руку, Брианна неохотно отдала исписанные странички и тут же подошла, прильнула к нему. Пока Роджер читал, она крепко держала его за руку, не в силах отвести глаз от листа старинной бумаги.
Бумага ручной работы, со следами вдавленных в волокна цветов и листьев, была приятно шероховатой на ощупь. Она пожелтела от времени, но осталась плотной и на удивление гибкой. Бри сделала ее сама – двести с лишним лет назад.
Роджер вдруг понял, что у него трясутся руки: листок дрожал так, что было почти невозможно прочитать неровные, выцветшие строки, написанные размашистым почерком.
«31 декабря 1776 года.
Доченька, если получишь это письмо, знай, что мы живы…»
