Утамаро. Пышным цветом расцветают в городах ремесла. В быт входят керамика и фарфор, златотканая парча, драгоценное оружие, изысканная утварь и предметы дамского туалета. Повсюду открываются художественные школы: живописи и рисунка тушью, икэбана и чайной церемонии, стихосложения, танца, игры на флейте-сякухати, на цитре-кото и на лютне-сямисэне. Их дополняют тысячи школ воинских искусств – фехтования, стрельбы из лука, борьбы, – сосредоточивших в себе мудрость вековых традиций.
В эту эпоху изначальная идея классического буддизма о бренности и иллюзорности земного мира приобретает на Японских островах новое, неожиданное звучание. Если ранее последователям учения Будды предписывались скромность, воздержание и умеренность, то в лоне эпикурейской городской культуры все эти принципы были вывернуты наизнанку. Жизнь кратка, эфемерна? Так что же! Значит, нужно стремиться заполнить наслаждением каждый миг между рождением и смертью, посвятив свой недолгий век созерцанию природы, любовным утехам, творчеству. Так возникла философия укиё – концепция изменчивого и обманчивого мира, таящего непреодолимые соблазны. То, что прежде почиталось в обществе пороками и излишествами, было возведено чуть ли не в ранг добродетели. Поэты, художники и актеры поспешили воздать дань культу плотских радостей.
Понятие укиё объединяло множество сложных, порой противоречивых представлений. Это была причудливая смесь пуристских догм буддизма сект Дзёдо, Нитирэн и Сингон с дзэнской терпимостью и вольнодумством, с языческой наивностью народных праздников и синтоистских обрядов. Укиё – «юдоль скорби». Старинное, привычное слово из церковных проповедей было переосмыслено в процессе становления городской культуры как «изменчивый, обманчивый, призрачный мир», как «плывущий, зыбкий мир». Можно истолковать укиё и так: быстролетная жизнь, полная эфемерных печалей и наслаждений, жизнь, подобная бегу облаков и току вод.
Разные грани понятия укиё породили такие несхожие феномены, как эротическая новелла и поэзия монашеской аскезы, цветная гравюра и художественная татуировка, утонченные суггестивные трехстишия хайку и массовый театр Кабуки, гигантские кварталы «свободной любви», давшие приют разношерстной богеме, и эзотерические школы живописи, икэбаны, боевых единоборств.
В эпоху относительной политической стабильности, отмеченную полицейским произволом и поголовной коррупцией чиновничества, благородное происхождение само по себе уже не являлось гарантией почета и преуспеяния в делах. В глазах ценителей из образованных горожан, которые формировали культурный социум эпохи, интеллектуальная элита бундзин заслуживала ничуть не меньшего уважения, чем наследственная родовая аристократия.
Заимствованный из Древнего Китая термин бундзин (кит. вэньжэнь – «человек Культуры») употреблялся в эпоху Эдо для обозначения «магистра искусств», нередко совмещавшего в одном лице таланты поэта, художника, каллиграфа, музыканта, а порой еще и фехтовальщика или стрелка из лука. Выходцы из разных сословий – самураи, купцы, ремесленники и люди вольных профессий – дружно пополняли ряды бундзин в Эдо, Киото, Осаке и многих других городах страны, в том числе в весьма отдаленных провинциях. Этому способствовало хорошо поставленное почти массовое образование, обеспечивавшее высокий уровень грамотности, особенно среди населения больших городов. Нередко в одной школе бок о бок слагали стихи или рисовали купцы, нищие и отпрыски княжеских семейств. Веяния времени сказывались не только в изменении отношений между художником и его аудиторией, но и в преобразовании самого процесса творчества, скованного на протяжении столетий нерушимыми цепями канона.
С деятельностью интеллектуалов-бундзин в эпоху Эдо связан огромный пласт литературы, в частности такие поэтические жанры и формы, как хайку (классические трехстишия), танка (классические пятистишия), рэнга («нанизанные строки», или поэтические цепочки), кёка («сумасбродные песни», шуточные и пародийные пятистишия), сэнрю (шуточные трехстишия), канси (поэзия на китайском языке).
Истоки поэзии хайку следует искать в разделах «несерьезных стихов» хайкай классических антологий вака, начиная с «Собрания старых и новых песен Японии» («Кокинсю», X в.). В этих странных «свитках», похожих скорее на приложения к основному корпусу памятника, были представлены стихотворения в форме танка, не соответствующие требованиям канона «чистой» лирики, – шуточные миниатюры, пародии, каламбуры. В XIV–XV вв., с развитием жанра «нанизанных строф» рэнга, требовавшего участия нескольких авторов в составлении одного стихотворения, вводная часть пятистишия хокку из трех строк с силлабическим рисунком 5–7–5 слогов стала отделяться от заключительных двух стихов (7–7 слогов), претендуя на самостоятельное существование. Спустя еще столетие неопределенное понятие хайкай, означавшее нечто вроде «юмористической смеси», постепенно оформилось в независимый поэтический жанр, чья связь с танка и рэнга уже не бросалась в глаза, хотя о создании серьезной лирики в этом жанре никто еще не задумывался.
Пионером
