ёжные полтора часа. И все жители Рочестера сговорились, чтобы я проштрафился ещё больше. В городе, где всё замерло, где время живёт по своим неторопливым понятиям и где никогда не бывает заторов, случился вселенский переворот. И я угодил в самую жуткую пробку, которую видывала Бродвей-авеню. А всё из-за какого-то идиота, протаранившего светофор на перекрёстке с Хилл-драйв. Дорога тут же превратилась в сломанный конвейер и утонула в безобразной симфонии клаксонов.
Шесть тридцать. Миссис Вуд с меня три шкуры спустит за то, что я не забрал Криса вовремя. А моя шкура – последнее, что осталось от скудных пожитков. На этой неделе я уже трижды опаздывал, но ни разу не позволял себе настолько припоздниться. Можно было бы сдать назад и вырулить из этой толчеи другим путём, но уже поздно. Ржавая «хонда» подпёрла меня сзади и не давала шанса совершить спасительный вираж. Придётся ждать, пока пробка рассосётся, но у меня не было ни минуты на ожидание.
Но как бы на меня не пыхтела миссис Вуд, я больше переживал за Криса. Он снова расстроится и обвинит меня в том, что мне на него плевать. Уже трижды на этой неделе он закатывал истерики, вопя, что работа для меня важнее. Знал бы он, что ничего не может быть важнее в этой вселенной, чем он. Но как объяснить это шестилетнему ребёнку с проблемами, как у Криса, если я постоянно опаздываю?
Придётся снова просить о помощи. Непозволительная роскошь, которой я пользовался постоянно. Проигнорировав три пропущенных от миссис Вуд, я набрал номер Полин и почувствовал, как вина кислотой разъедает сердце. Но простое «алло», произнесённое тёплым, как парное молоко, голосом, согрело заледеневшее тело изнутри.
– Полин, ради бога, прости меня. Но я не успеваю за Крисом. Не могла бы ты забрать его?
– Не волнуйся, мой мальчик. Я всё сделаю.
И так было всегда. Порой, даже не нужно было просить о чём-то, моя тёща всегда спешила на помощь, как чудо-женщина. Только вместо золотистых лат она носила вязаные кардиганы, а вместо меча в её ножнах всегда было оружие куда мощнее – безграничная любовь.
Выдохнув весь кислород из лёгких, я позволил себе прислониться к подголовнику и на несколько секунд посидеть в тишине. Если суетливый перекрёсток, наполненный гудением машин и гневными ругательствами водителей, можно было назвать тишиной.
Громкий стук всполошил меня и вывел из дрёмы. Как я умудрился заснуть за рулём посреди перекрёстка? Сам того не заметив, я прикрыл глаза, упустив момент, когда машины тронулись. Но ворчливые сигналы продолжали нарушать покой улицы. Только теперь я руководил этим паршивым оркестром.
Сбросив последние остатки сна, я повернулся на стук и увидел недовольное лицо мужчины. Он упёр руки в свои мясистые бока и что-то отчаянно пытался донести до меня.
– Простите? – Переспросил я, опуская стекло.
– Ты совсем ополоумел?! – Теперь его голос отчётливо ворвался в глубину салона. – Какого чёрта ты остановился? Из-за тебя я опоздаю к ужину!
– Извините, я уже уезжаю.
– Говнюк.
Бросив свой нелестный вердикт, мужчина оставил меня в покое и вернулся за руль своего седана. Тронувшись с места, я почувствовал волну ненависти, поднимающуюся откуда-то изнутри. Кто-то спешил домой, потому что опаздывал к ужину. Наверняка, его ждали жена и трое пухлых детишек, все в отца. А кто ждал меня? Больной ребёнок, уставшая тёща и пустая постель.
Часы на приборной панели показывали половину восьмого, когда я, наконец, сумел добраться до дома. Крошечный «форд фиеста» Полин уже остывал на подъездной дорожке к гаражу. В окнах горел свет, и силуэт хозяйки мелькал на кухне. Заглушив двигатель, я ещё пять минут сидел, не двигаясь и пялясь в одну точку. Отчаяние и стыд примостились на соседнем сидении – мои верные пассажиры в последние шесть лет. Я войду в дом, притворюсь, что чувствую вкус приготовленного Полин овощного рагу, уложу Криса спать, а завтра всё начнётся по новой. Бесконечное беличье колесо, которое я гонял из года в год.
Дом по Бикон-драйв шестнадцать принадлежал Полин и Уэйну уже сорок четыре года. Когда-то он был так же молод, как и его хозяева, но давно покрылся ссадинами, как их лица – морщинами. Стены потеряли цвет, как и их волосы, а фундамент просел, как и их души от горьких потерь. Их давно бы пора починить – и дом, и его хозяев – но на первое не хватало денег, а на вторых… Что ж, души – не дома. Нельзя просто взять и забить гвозди, чтобы скрыть чёрные дыры скорби. Или подкрасить побледневшие от слёз лица, как бесцветный фасад. Некоторые вещи нельзя починить.
Когда двигатель остыл, и салон заполнил ледяной воздух Миннесоты, я выполз на озябший тротуар и двинулся к крыльцу.
– Я дома!
Мой голос прозвучал бойко и радостно. Маленькая уловка, которой я успел научиться за эти годы. Что бы ни творилось у меня внутри, я становился радостным отцом, едва переступал порог дома.
Мне навстречу
