его спокойствия мне стало не по себе. Впрочем, он всегда был уравновешенным человеком – по крайней, мере всякий раз, когда мы встречались. Сейчас в его спокойствии было что-то смертельно равнодушное, будто мы уже не были знакомы и не работали на одного босса. Чувство обреченности затопило душу, вытеснив из неё беспокойство.
М-да… ну и ночь у меня была!
Будь проклят Чесменский! И прокляты эти его глаза, что наводили ужас на Гришу Авершина, моего продавца. И голос его спокойный… и слова… В конце концов, это вера в его всемогущество подтолкнула меня к кредиту для вороватого армянина. Я знаю, у местных бандитов Георг Кастанян в почете – он сам как-то хвастался. И теперь его не достать… Будь проклято все!
Впрочем, если без лукавства, вслух и про себя употреблял слова, которые не рекомендуется размещать на страницах книги. Но не это главное…
Люди глупы. Только я не хотел признавать себя своим в этом толпе.
На следующий день Чесменский позвонил сам – прямо с утра.
– Я разговаривал с Виктором Анатольевичем по твоей проблеме. Он просит помочь тебе. Я сейчас выезжаю. Где мы встретимся?
– А вы хорошо знаете Увелку?
– Что – она больше Южноуральска?
– Да нет. На единственном светофоре повернете налево – там вокзал. Я буду вас ждать на привокзальной площади.
Мы встретились, где условились, два часа спустя.
– Выше голову, приятель! – приветствовал меня Чесменский. – Прыгай-ка в машину и поехали к твоему хачику.
Будто внезапно я очутился в тесном замкнутом пространстве с человеком, один вид которого наводил ужас на посвященных в детали его профессии. Уличный шум замер, ветер стих, и единственное, что осталось – это запах одеколона Чесменского и осеннее солнце на небосклоне.
Я снова рассказал ему историю возникновения долга – о том, что Кастанян, признав его, сначала платил, а сейчас отказался. Я чувствовал себя виноватым, что поверил на слово вороватому хачику.
Закончил словами:
– И теперь я не знаю, что с этим делать – как стрясти с него долг…
Чесменский пристально смотрел на меня, но взгляд его, пронзая, устремлялся к чему-то невидимому.
Кастаняна мы не застали дома. И я не знал, что предпринять.
– Едем к южноуральским пацанам, – сказал Чесменский.
Казалось, он был доволен и приятно возбужден. Он на моей стороне – поэтому беспокоиться не о чем.
Мы пересекли Увелку и выехали на трассу в сторону города. Минут через пятнадцать вошли в штаб-квартиру южноуральских боксеров. Помнится, я уже был здесь когда-то. Да и Чесменский, видимо, тоже – все присутствующие с ним сердечно поздоровались. А на меня не обратили внимания. Лишь тот, который приводил сюда мою персону для разговора, подошел и уставился, сверля тяжелым взглядом.
– Ты опять прыгаешь через голову?
– Все нормалек, – заступился Чесменский. – Мы здесь
