вас всех к лешему!
Обиженный Михря убежал далеко вперед. Впрочем, вот уже и пришли – выплыла из утреннего тумана темная кормовая надстройка кнорра.
– Ух, и кораблина же! – восхищенно молвил Ноздряй, здоровенный детина с пудовыми кулаками и детским простоватым лицом. – Нешто такой по дальним морям плавает?
– Не, Ноздряй, по озерам токмо.
Давно проснувшийся варяжский купец Ульф дожидался грузчиков на серых мостках причала.
– Сначала бочонки, потом кожи, – распорядился он. – Смотрите не перепутайте.
– Не перепутают, парни ушлые, – заверил староста. – А ну, начинай, робяты! В третьем амбаре кожи-то?
– В нем. Показать?
– Знаем. Варяга Торольва Ногаты амбар.
Таская на пару с Овчаром тяжелые кожи, Ярил с удивлением оглядывал кнорр. Видал, конечно, и раньше морские суда, те же ромейские скафы, но этот корабль казался совсем другим. Крутые, чуть заваленные внутрь борта, высокие, украшенные щитами, надстройки на носу и корме, мачта – почти до неба, дощатая палуба с широким провалом трюма. Туда и спускались по сходням. Велик кораблище, много чего влезет!
– А коров, если загнать – целое стадо влезет! – продолжал восхищаться Ноздряй. – Как и не потонет-то?
– Ну, если тебя посадить – наверняка утонет, – хлопнул парня по плечу проходивший мимо Ярил. – Так что ты смотри, ходи осторожно.
Подойдя к амбару вместе с Овчаром, он нагнулся, подхватил на плечо бочонок с медом и вдруг застыл. На старой березе, что росла за амбаром, была обломана ветка, вчера еще целая. Знак! Тот, бровастый, не обманул. Значит, вечером представится возможность заработать. Повеселев, Ярил обернулся к напарнику:
– Эй, Овчаре, а не сходить ли вечерком в корчму, бражки выпить?
Овчар улыбнулся:
– Это смотря в какую.
– Ермила Кобылы, – пожал плечами Зевота.
Овчар изменился в лице.
– Нет, Яриле, – опустив на траву бочонок, тихо сказал он. – Не ходок я больше к Кобыле, не ходок. – Овчар погладил на шее шрам. – Чуть живота не лишили в драке…
– Бывает, – сочувственно кивнул Ярил. Что ж, придется идти одному. – А где хоть корчма-то?
Борич Огнищанин хмурил брови. Со вчерашнего вечера что-то было ему не по себе. Почему только? Неясно. Какие-то смутные ощущения нахлынули вдруг на него, словно сделал он что-то не так, совершил какую-то глупую ошибку, из тех, что потом могут аукнуться сторицей. Да ведь вроде и не делал ничего такого, вроде все как всегда. Ну, целый день провел, подсчитывая фураж да корм для части дружины, что вскоре должна была отправиться к Рюрику, на Городище у Нова-города. Все в точности рассчитал, даже перестраховался, кабы чего не вышло. Пересчитал по-ромейски, для пеших воинов – мало ли что река, так ведь там и пороги, и обходы-обносы, и прочее. Средняя походная скорость тяжелой пехоты – чуть больше десяти ромейских миль в день, если больше – тогда считалось, «как птицы летели», значит, от Ладоги до городища понадобится:
