мне, перед тем как у меня был отобран Иммрал.
– Да мы просто шутим, – отвечает мужчина.
– Идем! – Я дергаю Олли за руку.
Мне хочется одного: поскорее добраться до дому.
– А нас вроде как заинтересовало ее личико, – бормочет один из хулиганов.
Олли уже поворачивается к нему, но я его опережаю. Может, у меня и нет больше Иммрала, но хук справа все так же хорош. И я этим пользуюсь, вкладывая в удар весь свой гнев, и впервые после утраты силы ощущаю, что далеко не все потеряно.
Мужчина отшатывается, скорее от потрясения, нежели от боли. Дружки кидаются к нему, а я тащу Олли прочь, и мы бежим как можно быстрее в боковую улочку, пока не убеждаемся, что за нами не гонятся.
– Это было потрясающе! – выдыхает Олли, когда мы замедляем шаг.
Во мне еще бушует адреналин. Я разбила костяшки пальцев и, скорее всего, пожалею об этом позже. Но месяцы, нет, годы сдерживаемой ярости из-за того, насколько несправедливо со мной обходились Мидраут, Дженни, Клемми, папа и даже Олли, – все выплеснулось в тот единственный момент.
– Я не набралась бы достаточно храбрости, если бы ты не вернулся, чтобы помочь, – говорю я.
– Ну ладно, прежде всего, ничего бы не случилось, если бы я не сбежал, как последняя тряпка, – отвечает Олли.
Ни один из нас не упоминает о нашей ссоре. Перемирие восстановлено. Суть вопроса будет созревать, как накапливается осадок на дне пруда, и со временем, когда его наберется достаточно, он всплывет на поверхность. Но пока что я позволю ране гноиться.
Дома я занимаюсь своими разбитыми пальцами. А Олли, как мы теперь всегда делаем после школы, включает новостной канал, и мы садимся на диван, домашняя работа у нас на коленях, а одним глазом мы следим за сообщениями. Не проходит и дня, чтобы не выступал Мидраут, и новостные репортеры с трудом скрывают свое восхищение.
– Да ты шутишь, что ли?! – вдруг рявкает Олли.
Я отрываюсь от учебника химии. По экрану скользят слова: День памяти по умершим во сне. Репортер зачитывает обращение Мидраута – что-то насчет того, чтобы помнить ушедших и не забывать, из-за чего они погибли.
– Да они умерли из-за тебя! – со слезами в голосе восклицает Олли.
Но экран уже изменился – по нему плывет череда лиц тех, кого мы потеряли во сне. Все они либо убиты трейтре, либо – в последнее время – видящими сны слугами Мидраута в Аннуне.
Я показываю на экран:
– Заметил кое-что?
Мы смотрим на лица. Они так похожи друг на друга, что вполне могли быть одним человеком. Они выглядят зловеще, как Мидраут или Чарли: они словно отштампованы. Мидраут явно истребляет тех, кто не подпадает под его идеал.
Я не могу ответить на вопрос, почему отсутствие хвоста у того монстра столь сильно меня беспокоит, и точно так же не понимаю, что кроется в просеивании Мидраутом разных личностей. Тем не менее все это кажется необъяснимо связанным, как и возвращение родителей
