Так, Зинаида Гиппиус в статье “Судьба Есениных” язвительно назвала Клюева “заводчиком” крестьянских поэтов – визитеров к Блоку[140]. А Георгий Адамович даже “вспомнил” в своей статье о Есенине, что молодого стихотворца, в первый раз явившегося к Блоку, “сопровождал Клюев”[141].
Но это было не так. Есенин пришел один, и Блок принял его не сразу. Зинаиде Гиппиус начинающий поэт “не то с наивностью, не то с хитрецой деревенского мальчишки” позднее рассказывал, как сначала ему доверительно сообщили, что Александр Александрович “еще спит… “со вчерашнего”” пьянства[142]: не совсем понятно, чем незнакомый визитер мог с ходу вызвать домашних Блока на подобную откровенность.
Впрочем, Всеволод Рождественский в мемуарной книге “Страницы жизни” привел еще менее соответствовавший действительности монолог Есенина о своей первой встрече с Блоком:
“Блока я знал уже давно, – но только по книгам. Был он для меня словно икона, и еще проездом через Москву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. Хоть и робок был тогда, а дал себе зарок: идти к нему прямо домой. <…> Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти дальше, – город незнакомый <…> Остановил я прохожего, спрашиваю: “Где здесь живет Александр Александрович Блок?” – “Не знаю, – отвечает, – а кто он такой будет?” Ну, я не стал ему объяснять, пошел дальше. Раза два еще спросил – и все неудача. Прохожу мост с конями и вижу – книжная лавка. Вот, думаю, здесь уж наверно знают. И что ж ты думаешь: действительно, раздобылся там верным адресом. Блок у них часто книги отбирал, и ему их с мальчиком на дом посылали. <…> Вот и дверь его квартиры. Стою и руки к звонку не могу поднять. Легко ли подумать: а вдруг сам Александр Александрович двери откроет. Нет, думаю, так негоже. Сошел вниз, походил и решил наконец – будь что будет. Но на этот раз прошел со двора, по черному ходу. Поднимаюсь к его этажу, а у них дверь открыта, и чад из кухни так и валит. Встречает меня кухарка. “Тебе чего, паренек?” – “Мне бы, – отвечаю, – Александра Александровича повидать”. А сам жду, что она скажет – “дома нет”, – и придется уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня, вытирает руки о передник и говорит: “Ну ладно, пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!” Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять настежь. “Проходи, – говорит, – только ноги вытри!” Вхожу я в кухню, ставлю сундучок, шапку снял, а из комнаты идет ко мне навстречу сам Александр Александрович.
– Здравствуйте! Кто вы такой?
Объясняю, что я такой-то и принес ему стихи.
Блок улыбается:
– А я думал, вы из Боблова. Ко мне иногда заходят земляки. Ну, пойдемте! – и повел меня с собой” [143].
Обоснованное недоверие здесь вызывает почти каждая деталь. И обрывок фразы Есенина “проездом через Москву”
