несправедливости прикладывают все старания, чтобы луч солнца не проник в его безрадостную жизнь. Более того, даже его товарищи по борьбе – в действительности слишком часто его ближайшие друзья – проявляют мало понимания личности первопроходца. Зависть, порой перерастающая в ненависть, тщеславие и ревность, преграждают ему путь и наполняют его сердце печалью. Требуется непреклонная воля и огромный энтузиазм, чтобы не потерять в таких условиях всякой веры в Дело. Представитель революционной идеи стоит между двух огней: с одной стороны, преследование наличествующих властей, возлагающих на него ответственность за все действия, вытекающие из социальных условий, а с другой стороны, непонимание, демонстрируемое его собственными последователями, которые часто оценивают всю его деятельность с узкой точки зрения. Так случается, что агитатор стоит совершенно один среди окружавшей его толпы. Даже его ближайшие друзья редко понимают, насколько одиноким и покинутым он себя чувствует. В этом трагедия человека, пользующегося вниманием общественности.
Туман, которым так долго было окутано имя Эммы Гольдман, постепенно начинает рассеиваться. Ее энергия в популяризации такой непопулярной идеи, как анархизм, ее глубокая серьезность, ее мужество и таланты вызывают все большее понимание и восхищение.
Заслуги революционных изгнанников в деле американского интеллектуального роста никогда не были полностью оценены. Посеянное ими семя, пусть в ту пору и малопонятное, принесло богатый урожай. Они во все эпохи несли знамя свободы, оплодотворяя тем самым общественную жизненную силу страны. Однако очень немногим удалось сохранить свое европейское образование и культуру и в то же время ассимилироваться с американской жизнью. Среднестатистическому человеку трудно составить адекватное представление о том, сколько силы, энергии и упорства необходимо для усвоения незнакомого языка, привычек и обычаев новой страны без потери собственной личности.
Эмма Гольдман – одна из немногих, кто, полностью сохранив свою индивидуальность, стала важным фактором общественной и интеллектуальной атмосферы Америки. Жизнь ее богата красками, полна перемен и разнообразия. Она поднялась на самые вершины и также вкусила плоды горького отчаяния изнанки жизни.
Эмма Гольдман родилась в еврейской семье 27 июня 1869 года в Ковенской губернии. Наверняка родителям и в голову не приходило, какое уникальное положение когда-нибудь займет их ребенок. Как и все консервативные родители, они нисколько не сомневались, что их дочь выйдет замуж за добропорядочного гражданина, родит ему детей и доживет до конца своих дней в окружении стайки внуков доброй, религиозной женщиной. Как и большинство отцов и матерей, они и не подозревали, какой странный, страстный дух овладеет душой их ребенка и вознесет ее на высоты, которые разделяют поколения в вечной борьбе. Они жили в той стране и в то время, когда антагонизму между отцами и детьми суждено было обрести свое самое острое выражение непримиримой вражды. В этой чудовищной борьбе отцов и сыновей – и особенно родителей и дочерей – не могло быть ни компромисса, ни малейшей уступки, ни перемирия. Дух свободы, прогресса, идеализм, не знающий ограничений и не признающий препятствий, гнал молодое поколение из родительского дома, от домашнего очага. Как когда-то этот самый дух изгнал революционера – возбудителя недовольства Иисуса и оттолкнул его от родных традиций.
Какую роль евреи – несмотря на все антисемитские поклепы, народ трансцендентального идеализма – сыграл в борьбе Ветхого и Нового, вероятно, никогда не будет оценено с полной беспристрастностью и ясностью. Только сейчас мы начинаем понимать, в каком огромном долгу перед еврейскими идеалистами в области науки, искусства и литературы. Но еще очень мало известно о той важной роли, которую сыновья и дочери Израиля сыграли в революционном движении, и особенно в современную эпоху.
Первые годы детства Эммы Гольдман прошли в маленьком идиллическом местечке в немецко-русской провинции Курляндии, где ее отец заведовал государственной почтовой станцией. В то время Курляндия была полностью немецкой, даже российская бюрократия этой прибалтийской провинции вербовалась в основном из немецких юнкеров. Немецкие сказки и рассказы, богатые чудесными подвигами героических курляндских рыцарей, пленили юный ум. Однако красивая идиллия продлилась недолго. Вскоре на душу подрастающего ребенка упали темные тени жизни. Уже в самой нежной юности в сердце Эммы Гольдман явно упали семена бунта и неумолимой ненависти к угнетению. Она рано познавала прелести государства: она видела, как отца притесняли христианские чиновники и угнетали вдвойне – как мелкого чиновника и ненавистного еврея. Жестокость принудительного призыва всегда стояла перед ее глазами: она видела, как юношей, часто являвшихся единственной опорой большой семьи, жестоко волокли в казармы, обрекая на суровую солдатчину. Она слышала плач бедных крестьянок и была свидетельницей позорных сцен казенной продажности, освобождавшей богатых от военной службы за счет бедных. Ее возмущало ужасное обращение, которому подвергались служанки: истязаемые и эксплуатируемые своими барынями, оставлялись на милость полковых офицеров, считавших их своей естественной
