– жуткое зрелище.
Да, моя скромная (ну, хорошо – пусть нескромная) особа много чего в жизни повидала, и, как говорится, к сему комментарии излишни. А на Секельдявку осерчал – это неслыханно: ишь, моду взяла, кулаками грозить, забыв субординацию. Я как-никак для нее купец, она для меня…. Вобщем, понятно.
Вера, между тем, продолжала:
– Сейчас так много развелось слабых мужиков – по всем приметам ваш пол вырождается. И женщины поневоле не в свои сани впрягаются – семью тянут, мужа-пьяницу. Хочешь-не-хочешь, надо быть сильной. Поэтому женщины не особо-то ныне замуж стремятся, а вот мужики так и норовят к кому-нибудь да присосаться. Лишь ты исключение. Или бравируешь?
– Нет, все верно. Трудно нынче сыскать женственность в женщинах, а жить с боксершей – это мне надо?
Но мы что-то отвлеклись, а мне поподробнее хотелось узнать о ее прежней жизни: посулы-то каковы – мать-пьяница, насильник, ставший отцом ее ребенка, Вера всех лупит…. Прикидывал с какого бы конца вывернуть разговор на продуктивную тему, но собеседница, похоже, имела на то собственные виды.
– Вот ты мне скажи – какое из человеческих преступлений считаешь самым чудовищным?
Подумав и перебрав в уме возможные варианты, твердо ответил:
– Насилие над детьми.
– Да, наверное, это самое ужасное, – Вера согласилась и загрустила – должно быть, рассчитывала услышать нечто другое.
– Они так доверчиво смотрят … У какого гада рука поднимется? В порошок его, на мыло…
Вера, не слушая, продолжала поиски артефактов моей жизни:
– Скажи, чем живешь? Каково твое кредо?
– Ну, это просто: делай, что должно, а там будь, что будет.
– Так ты фаталист?
– Из благородного сословия.
На ее приподнятую бровь пустился в объяснения:
– Я капитан запаса – офицер, по-прежнему считать, так дворянин. При царе Горохе, выйдя в отставку, получил бы в награду крепостных деревеньку да баб молодых водил в баню помаленьку…. Чем не жизнь?
И заскучал по женской слабости и красоте. Сколько мимолетных встреч бывает в жизни – то, что могло бы сбыться, да никогда не сбудется, заденет шуршащим крылом по щеке, обдаст дурманом грез и дальше летит себе. А тут лежишь с Секельдявкой (надо же – прицепилось!), вздыхаешь о несбыточном и довольствуешься тем, что Бог послал. Печально, господин капитан.
Вера пытала:
– Много времени отнимает литература?
– Да, прилично. Я ведь катаюсь до обеда, потом отдохну и за компьютер. Так что часиков шесть каждый день….
– А в деньгах? Если работал бы, как чебурек – до последнего пассажира….
– Ну, скажем, штуку в день.
– Тридцать тысяч в месяц! – ахнула Вера. – Но это….
– Ты хочешь сказать, безумие или расточительность? Скорее блажь. Другие тратятся на семью, алкоголь или предметы роскоши, а у меня, одинокого пуританина, одно пристрастие – то, о чем говорили. И это не филантропия,
