style="font-size:15px;"> – Не пускай к нему дочку, Соня, – подала голос соседка. – Разве можно за полночь к мужику?
– Я не пойду, мам.
– Я с тобой, – Сонька стала тоже одеваться, бросила конвоиру: – Я пойду с дочкой.
– Не велено! – ответил тот. – Сказано, только мамзель!
– Но я мать.
– А я конвоир!.. И хрен из барака выйдешь!
Воровка села на кровать, беспомощно посмотрела на дочку. Михелина опустилась рядом.
– Не бойся, Соня… Убить не убьет, а со всем остальным я справлюсь, – поцеловала мать. – Сама же сказала, не знает, как подойти. Вот и решил ночью.
Сонька печально усмехнулась, приложила ее руки к губам.
– Если что, я сама его убью.
– Увидишь, все обойдется.
Поручик ждал Михелину.
При ее появлении он вышел из-за стола, жестом велел надсмотрщику исчезнуть, негромко попросил:
– Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду.
Девушка молча и послушно выполнила просьбу. Гончаров повесил бушлат на вешалку, кивнул на стул:
– Присядьте.
Воровка опустилась на табуретку, вопросительно посмотрела на начальника.
– Я слушаю вас.
– Лучше вы выслушайте меня.
– Хорошо.
Никита помолчал, сплел пальцы рук, хрустнул ими.
– Я хочу попросить у вас прощения. Не желаете спросить, за что?
– Скажите.
– Скажу, – поручик снова помолчал. – Прежде всего за то, что отправил вас с матерью на самые тяжелые работы.
– Мы каторжанки…
– Прежде всего вы женщины.
– На шахте работает много женщин.
Гончаров посмотрел на девушку, неожиданно произнес:
– Обещаю, что закрою шахту и переведу всех на человеческие работы.
– Здесь есть такие? – усмехнулась она.
– Есть. Женщины будут работать в поселке. – Никита встал, налил из самовара теплой воды, жадно выпил. – И следующее… Я хочу, чтобы вы простили меня за пьяную выходку.
– Я ее уже не помню.
– Неправда. Это непросто забыть.
– Я забыла.
И здесь произошло нечто совершенно неожиданное. Поручик сжал лицо ладонями и стал плакать горько, безутешно, как плачут маленькие дети.
Воровка медленно поднялась, подошла к нему, прижала его голову к себе, замерла.
Никита долго не мог успокоиться, затем стал целовать ее руки, одежду, бормоча:
– Я едва не сошел с ума. Вы не можете представить, что со мной происходило. Бессонные ночи, ненужные дни, головная боль до воплей, содранные в кровь пальцы, – он показал ей исцарапанные, искусанные пальцы. – Видите? Я не мог жить так дальше. Я не мог больше ждать. Я должен, я обязан вас видеть. Я люблю вас. Слышите, люблю, люблю!
Михелина опустилась
