ее Изабелла, и ее противоположный берег лежал неподвижно, словно передний план пейзажа. Иногда они отправлялись на прогулку в приземистом, просторном фаэтоне с большими колесами, которым в прежнее время так часто пользовался мистер Тачетт, но, увы, теперь это больше не доставляло ему удовольствия. Изабелла была в восторге от фаэтона и, держа поводья – «умеючи», как оценил кучер, – без устали погоняла превосходных дядиных лошадей по извилистым дорожкам и по проселочным дорогам, встречая, как и ожидала, разнообразные приметы деревенской жизни: мелькали обшитые тесом и крытые соломой домики, пивные с зарешеченными окнами и посыпанными гравием площадками, старые выгоны, пустынные парки и живые изгороди, невероятно густые в середине лета. Возвратившись домой, они обычно обнаруживали, что на лужайке их ждет чай и что миссис Тачетт еще не сняла с себя тяжелой обязанности подавать мужу чашку. Но оба они почти всегда молчали; старик сидел с откинутой назад головой и закрытыми глазами, его жена была занята вязанием и, очевидно, находилась в состоянии той глубочайшей сосредоточенности, в которое погружаются некоторые женщины, созерцающие мелькание спиц.
Но однажды гость в доме все-таки появился. Изабелла и Ральф, около часа пробыв на реке, неторопливо подходили к дому и узнали лорда Уорбартона, который сидел под деревьями и беседовал с миссис Тачетт, причем даже издалека было заметно, что они лениво ведут ничего не значащую беседу. Он приехал из своего поместья с дорожной сумкой и был приглашен, как это часто делалось отцом и сыном и раньше, отобедать и переночевать. Изабелла, видевшая его в течение получаса в день своего приезда, успела тогда же решить, что этот джентльмен ей приятен; он и правда произвел на нее яркое впечатление, и она время от времени его вспоминала. Изабелла надеялась снова встретиться с ним, – как, впрочем, и с кем-нибудь еще. В Гарденкорте не приходилось скучать: место чудесное, дядя – самый прекрасный дядя на свете, а Ральф вовсе не похож на кузена – все кузены, которых она когда-либо встречала, были ужасающе скучными. Она постоянно получала свежие впечатления, к тому же так быстро сменявшиеся, что едва ли могла в ближайшее время почувствовать пустоту. Но Изабелла была вынуждена напоминать себе, что ее интересует человеческая натура и что за границей она прежде всего надеялась увидеть как можно больше разных людей. Когда Ральф говорил ей, причем уже не в первый раз: «Удивляюсь, как вам не скучно… Вам нужно познакомиться с кем-нибудь из наших соседей или друзей – ведь у нас есть друзья, хотя вам это и в голову не может прийти»; когда он предлагал пригласить, как он выражался, «уйму народа» и познакомить кузину с английским обществом, – Изабелла поддерживала его гостеприимные порывы и заранее уверяла, что будет в восторге. Но до сих пор его обещания оставались обещаниями, и могу признаться, читатель: если он откладывал их выполнение, то только потому, что не считал труд по развлечению кузины делом настолько изнурительным, чтобы обращаться за посторонней
