узнай, не подох случайно наш Бог?
Маленков придвинул телефон, попросил сталинскую дачу и с полминуты с кем-то разговаривал.
– Жив, – вешая трубку, сообщил он.
– Придется туда прокатиться, – став серьезным, проговорил Берия. – Ты в Кремле всех собери, а я на «ближнюю» смотаюсь.
Лаврентий Павлович отставил чашку, встал и направился к дверям.
– Может, Молотову должность министра иностранных дел вернем? Ему такое понравится, – задержавшись у самого выхода, предложил он.
– Можно, – согласился Георгий Максимович. – Как бы нас с тобой старики не прижали! – буркнул он.
– Херня! – отрезал лубянский маршал. – Я пошел. Попрошу врачей, чтобы больного лучше лечили.
4 марта, среда
Суматоха в Волынском приутихла, в действиях всех прибывающих появилась некая последовательность. При больном постоянно дежурили врачи, отрекомендованные Лукомским, сам он приезжал утром и вечером, но каждый час профессору докладывали обстановку. В Москве открылась внеочередная сессия Академии медицинских наук, где решали, как помочь любимому вождю. Иосифу Виссарионовичу регулярно ставили пиявки, измеряли артериальное давление, брали анализы. Все показатели вносились в специальный журнал, который вели помимо истории болезни. Журнал и история болезни пухли на глазах, обрастая академическими заключениями и рекомендациями, но больному лучше не становилось.
Хрущев и Булганин прибыли на дежурство, выслушали неутешительный медицинский доклад и попросились побыть со Сталиным наедине. Они зашли к тяжело больному и, взяв стулья, подсели поближе.
– Мы тут! – тихонько проговорил Булганин, прикасаясь к неподвижной бледной голове.
Сталин пришел в себя и посмотрел как-то несчастно, жалостливо.
– Как вы?
Больной вытянул руку. Никита Сергеевич погладил ее. Сталин еле уловимо сжал кисть, один раз, потом второй, сильнее, сильнее.
– Скорее! – воскликнул Никита Сергеевич и толкнул Булганина.
Николай Александрович сунул в сталинскую ладонь свою.
– Вы поправитесь, обязательно поправитесь! – отвечая на рукопожатие, причитал он.
– Он благодарит нас за то, что мы здесь! – растрогался Хрущев.
Скоро Сталин опять впал в забытье. Врачи принесли кислородную подушку. Ближе к девяти утра, появилась Валечка.
– Может, я вас покормлю? – не своим, а каким-то потерянным голосом, предложила она. – Вчера лапшу куриную сготовили.
– Покушаем лапшу.
– Могу язычок отварной дать, с пюрешкой.
– Мне язычок, – отозвался Булганин.
Валя ушла.
– А Светланка с Васей знают? – Николай Александрович вспомнил о детях Сталина.
– Похоже, им ничего не известно, – предположил Никита Сергеевич.
– Надо сказать. Если мне Василий позвонит, скажу.
