настороженно слушает этот диалог, хотя Марина Максимовна говорит тихо, с одним только Сашей:
– А вот у поэта Светлова была другая позиция. Он сказал: «Я легко обойдусь без необходимого, но я не могу без лишнего».
Майданов гнул свое:
– Это его дело.
– Да что вы с ним разговариваете, Марина Максимовна? – не выдержала Юля Баюшкина. – Гоните его!
Юля была в этом деле не только сторонним наблюдателем, как могло показаться.
– Гоните меня! – как эхо, отозвался Майданов и пошел на выход. Скомканным бумагам придал вид букета и положил на учительский стол.
В тишине за Майдановым вышел Алеша Смородин. Там, в коридоре, перехватил его руку у локтя и сказал:
– Сделай мне одолжение: забери свой мусор и извинись.
Майданов на секунду оторопел от ледяной корректности этих слов, потом сказал: «Еще чего!» – и, вырываясь, мазанул Алешу рукавом по лицу, по очкам. Очки упали, брызнуло стекло.
– Извиниться, говоришь? Я извиняюсь! – сказал Майданов Смородину, у которого сразу сделалось беспомощное и напряженное лицо. – Не будешь лезть под горячую руку…
Тут кто-то запихнул ему за шиворот его бумажный букет. Развернувшись, чтобы ударить, он увидел Юлю Баюшкину. Она негромко уронила:
– Все, Майданов. Ко мне – не подходи.
Да, она имела власть над майдановским существованием – он ссутулился и потух.
Назаров шел по коридору с записной книжечкой. Дверь химического кабинета открылась: урока там не было, и Назарова окликнула Эмма Павловна, химичка:
– Кирилл Алексеич!
– Да?
– Вы ничего мне не скажете? Ни словечка? – Назарову показалось, что с ним кокетничают.
– Виноват, Эмма Павловна, но по одному уроку судить нельзя…
Эмма Павловна – молодая блондинка со сложной прической, завидным цветом лица и крупными клипсами. Она пошла рядом с Назаровым.
– Я понимаю… Я там кое-что скомкала… Трудно, знаете, когда на уроке сидит мужчина с таким пронзительным взором!
Он что-то промычал.
– Да еще класс тяжелый, развинченный. Один Женечка Адамян чего стоит!
– Это тот, что вопросы задавал?
– Вот-вот! Специально готовит эти свои пакостные вопросы, чтобы насмехаться над учителем! Между прочим, сынок главного инженера с химкомбината…
– Вот как?
Ему надо было на четвертый этаж, а Эмма Павловна не отставала, у нее «накипело».
– Уймите его, Кирилл Алексеич, я прошу! Знаете, я просто вся ликую, что у нас к власти пришел, наконец, мужчина!
Назаров, глядя на свой ботинок, сказал:
– Эмма Павловна, а вы не давайте ему такого удовольствия – насмехаться. Он – вопрос, а вы ему – ответ, толковый и ясный.
– Ну, знаете…
– А что? Он был в своем праве – на уроке химии интересоваться открытием, за которое академик Семенов получил Нобелевскую премию по химии.
