показалось.
Но мне не показалось. Возможно, я немного терялась, разговаривая с ним, и его это забавляло, а может, он сам навязывал такую манеру общения, которая создавала необъяснимое неловкое напряжение. Но ни с кем другим я не испытывала ничего подобного. Будто стоит оступиться, потерять равновесие, и он снесет тебя, как мчащийся поезд.
Из-за угла вырулил длинный автобус.
– Надеюсь, вопросы закончились, – сказал Томаш, – потому что следующий автобус через двадцать минут.
Я влетела в раскрывшиеся двери до того, как он успел что-то возразить.
Томаш неохотно вошел следом, приложил проездной к валидатору и, медленно пройдя через салон, встал рядом, ухватившись за поручень. Капли на его щеках блестели и притягивали взгляд, их очень хотелось вытереть.
– Мы едем к тебе, – объявила я.
– Это невозможно.
– Почему?
– Просто невозможно – и все.
– У тебя дома родители? Бабушка? Родственники из Польши, Чехии или откуда ты там, и ты меня стыдишься? А Надю ты знакомил со своими?
– Количество вопросов зашкаливает.
– В твоих интересах ответить на все. Если я продолжу тебя подозревать, то пойду в полицию.
Я выудила из кармана визитку дядьки из полиции и помахала перед ним.
– Они просили сообщать им обо всем интересном. А запись из ТЦ достаточно интересная.
– Тебе она нравится? – Томаш гипнотизировал взглядом, но я выдержала его.
– Очень, поэтому не хочу с кем-то еще делиться.
Он рассмеялся, и мне стало легче.
– Понимаешь, дело не в том, есть ли мне что скрывать или нет, – сказал он. – Дело в записи и тебе самой. С моей стороны очень наивно рассчитывать на полное ее удаление отовсюду под твое честное слово.
– Мое честное слово будет заключаться не в гарантиях ее удаления, а в том, что я не пойду с ней в полицию.
Автобус плавно притормозил, и двери со скрипом растворились, резко схватив за руку, Томаш вытащил меня из салона. Я споткнулась и чуть не упала.
– Почему мы вышли?
Он молча раскрыл над нами зонт.
– Ты испугался, что я с тобой поеду? – внезапно догадалась я. – Правда?
От абсурдности этого поступка мне вдруг стало так смешно, что я расхохоталась на всю улицу. Смеялась и никак не могла остановиться.
– Прекрати себя так вести, – одернул меня Томаш.
– Как так? Мне нельзя смеяться? Это первая веселая вещь, которая со мной произошла за столько дней. Ты испугался, что я пойду к тебе?! Блин, Томаш, это же дико смешно.
– Ты очень громко смеешься. Вызывающе и развязно.
– Что? Развязно?
«Развязно» – дурацкое бабкино слово. Без пяти минут ругательство или оскорбление.
– Если ты поклянешься не ходить в полицию, я готов ответить на твои вопросы.
Тяжесть его взгляда припечатывала к земле.
– Ладно, – я натянула улыбку, – вопросы так вопросы…
Я
