и уже как-то даже игриво посматривала на русского. Что с него взять. Из такой отсталой страны приехал. И ей становилось приятно за свою Индию. Со священными коровами, обезьянами, Тадж-Махалом, слонами и атомными бомбами.
Постепенно они – русский и Марсель – сдружились. Дома, у Марсельки, даже сложился некий ритуал. Во-первых – футбол. Смотрели оба, и русский, как это в их обычаях, своих чувств не сдерживал. Кричал. Вскакивал. Хлопал Марсель по спине. И она, тоже любительница футбола, начинала потихоньку ойкать, охать и понукать свою поникшую команду: «Вази», мол, «вази». Да: «Вит-вит!»[6]
Конечно, не обходилось без бокала. Ну какой же вечер без красного, наполненного солнцем долины Луары бургундского. Иногда, когда вечером забегал русский, образовывался и другой ритуал.
Марсель так вопросительно-задумчиво на русского глядела. Он, сидя в кресле, важно кивал головой. И появлялись тонкие пахитоски, серебряные, старинной работы пепельницы. И, конечно, бокалы бургундского. И свечи. Русский научил её некоторым выражениям их дикого языка. «Кайф» – вот это что! Так она и говорила супруге русского: «Ах, голубушка, вчера я от вашего супруга такой кайф получила».
И не понимала, что в этом смешного. А во дворе все понимали иначе. Всё-таки менталитет. Вот в этой связи и появилась однажды у Марсель её родная сестра, которая годами с ней не встречалась.
«Ты что это выдумала», – ринулась в атаку сестра. Она, как рассказывала Марсель, всегда отличалась некой агрессивностью. «Что это мне во дворе рассказывают. На старости лет. Позор! Да как ты можешь. Что бы сказал твой покойный муж. Какой-то русский! Да кто он такой? Что он возомнил? Что ему надо? Впрочем, что ему надо, я отлично представляю. Но ты-то! Хороша, нечего сказать. Не слышишь, с палкой, хромая. А туда же. Поздравляю, ну просто поздравляю!»
Марсель от изумления лишилась речи.
– Погоди, погоди. При чём здесь русский? И что ты вообще имеешь в виду? Да, он гуляет с моей собакой. Да, мы смотрим футбол. Ну и что?
– А вот что. Сейчас же идём к нотариусу. Пока я не получу завещания, я отсюда не уеду. Ишь, с собакой он гуляет. Представляю я всё это вполне, нечего мне ерунду болтать. Едем к нотэру немедленно.
Но тут нашла коса на камень.
– Никуда я не еду. Нотэр успеет. Не убежит. И ты свои гадкие мысли брось. И о русском я и не думаю вовсе. И убирайся. Не волнуйся – всё завещаю твоим детям, не дура. А сейчас – убирайся.
Вот так закончилось это свидание двух родных сестёр, лет же им в сумме было более 160.
А «этот русский» ничего такого и не подозревал. Они по-прежнему смотрели футбол, пили вино понемногу, обсуждали дворовых дам. Правда, русский продолжал время от времени поражать Марсель своими экстравагантными поступками, но, во-первых, она к этому уже понемногу привыкла, а во-вторых, как ни странно, ей многое стало нравиться в этом малокультурном и уже «совершенно не комильфо» русском.
Шло
Вази – давай. Вит – быстро.
