style="font-size:15px;"> Только теперь Чеслав заметил Горазда, который сидел на корточках у одного из костров, перекидывая из руки в руку кусочек тлеющей головешки и играя ею, словно камешком. На тонких устах младшего жреца блуждала сочувственная улыбка.
– И поделом. Верховного нашего слушаться надо, меньше дурмана в голове будет, – убежденно заявил помощник волхва. – А ему мудрость та от Великих ведается, для которых нет ничего тайного.
Из-за столбов дыма от костров с ведром в руках появился Миролюб.
– Великие об опасности, грозящей племени, зря предупреждать не будут. Мы для них что чада малые, неразумные часом, да любимые, – словно услышав, о чем до того говорил товарищ, добавил он, глядя озабоченно на Чеслава. – Пойдем, Горазд, подсобишь мне, – позвал он и, плеснув в костер воды, чтобы погасить его, пошел прочь.
Горазд подбросил уголек повыше, а после, подбив его на лету, отправил снова в костер.
Оставшись один, нагой Чеслав огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда подевалось его одеяние. Долго искать не пришлось. Незаметно возникший рядом отрок Благ молча протянул ему еще теплые от огня и пахнущие дымом сорочку и штаны. Взяв их, Чеслав, слегка пошатываясь, пошел к реке.
Искупавшись и очистившись теперь еще и водой, Чеслав вернулся в городище, давно уже проснувшееся и до краев наполнившееся кипучей деятельностью, словно котел с густой кашей, висящий над сильным огнем.
Что бы ни происходило в их селении, какие бы беды и невзгоды ни обрушивались на головы его сородичей, какие бы потери они ни несли, повседневные заботы брали верх над всем остальным и заставляли их, несмотря ни на что, жить дальше.
Подойдя к своему дому, Чеслав услышал голос Болеславы, которая ласково уговаривала их норовистую корову стоять смирно. Эти уговоры повторялись каждое утро и вечер, когда женщина пыталась подоить упрямую скотину. А та внимательно слушала, помахивая хвостом, косила преданным глазом, вроде бы соглашалась, но все равно время от времени взбрыкивала, норовя попасть по горшку и пролить уже надоенное молоко. Зачем она это делала и чего этим добивалась, ответить было трудно. А уж получить ответ от самой строптивицы – и подавно!
Войдя в дом, Чеслав заметил, что Кудряш по-прежнему неподвижно лежит в углу. Стараясь не разбудить друга, он подошел к лавке у очага и, достав из-под рушника хлеб, хотел уже надломить краюху.
– Что стряслось-то с ними? – донесся до него осипший от переживаний, с трудом узнаваемый голос друга.
Чеслав замер и положил хлеб на место.
– Отчего их не стало? – вновь послышалось из угла. – Ты ведь затем до зари со двора подался?
Чеслав подошел ближе и увидел, что Кудряш лежит с открытыми глазами и не мигая смотрит в потолок.
«Да он, получается, и не спал вовсе. Вон лицом бел весь… А глаза-то, глаза! Словно и не его вовсе!»
– Ты был там? – шевельнулись губы друга.
– Был…
Чеслав больше всего опасался, что Кудряш начнет расспрашивать об увиденном в доме.
– Колобор
