дали себя втянуть в гнусную провокацию, остались невозмутимы и непоколебимы, как скала. Ещё раз браво! Эти бонапартисты вконец обнаглели… Мы все чтим императора, чёрт возьми, но это не повод для омерзительного политического хулиганства!
К ним подошёл немолодой худощавый человек, на высоколобом лице которого бросались в глаза длинные пушистые бакенбарды – по моде прошлого царствования. То был российский посол во Франции Артур Павлович Моренгейм, приехавший на открытие экспозиции и ставший свидетелем драки. (Сергей побывал у него в первый же день в Париже.)
– Совершенно согласен с вами, господин министр, – твёрдо произнёс посол с церемонным поклоном. – Иначе как политическое хулиганство трактовать сей инцидент не могу. Боюсь, я буду вынужден сделать соответствующее представление в Министерство иностранных дел.
Легат развёл руками.
– Понимаю вас, господин Моренгейм… От лица правительства приношу все возможные извинения. А с молодчиками, смею уверить, Сюрте разберётся. – Неожиданно глаза его весело прищурились. – Однако заметьте, что сорвать открытие выставки этим негодяям не удалось.
– Да уж какая теперь выставка-то после такого скандала, – обречённо сказал Сергей.
– То есть как это какая? Ваша! Картины целы, – и слава богу. Вы же видите, – люди не расходятся, ждут.
С этими словами Легат повернулся к публике. По знаку Боннара подошла миловидная девушка-брюнетка с бархатной подушечкой в руках. На подушечке уютно лежали две пары позолоченных церемониальных ножниц.
– Дамы и господа, прошу извинить за мерзкий инцидент, свидетелями которого мы все только что стали! – энергично заговорил министр. – Но теперь, когда он исчерпан, ничто не мешает нам открыть долгожданную выставку и насладиться искусством мсье Белозёрова, не так ли?
Публика нетерпеливо зааплодировала.
После того как ленточка была вновь натянута и торжественно разрезана, и зрители устремились к полотнам, Сергей отвёл в сторону Долгова.
– Борис Афанасьевич, а что сказал тот тип, прежде чем вы его приголубили? Он что-то говорил, а я не разобрал…
Долгов замялся.
– Да я, знаете, во французских ругательствах не силён. У меня язык больше классический.
– Ну, хотя бы приблизительно?
– Приблизительно он послал вас по матери, – нехотя пояснил Долгов, скривившись. – Мол, засунь выставку себе в задницу и проваливай в свою дикую Россию, к царю-медведю…
На следующий день после завтрака собрались в номере у Сергея: он сам, Фалалеев, Долгов и Марешаль. Француз явился с пачкой свежих газет.
– Поздравляю, господа! – провозгласил он с порога, энергично бросая их на стол. – Все без исключения газеты поместили отличные рецензии. «Матен» и «Нувель де Пари» опубликовали интервью с мсье Белозёровым. Интерес к нему и картинам огромный.
– Ещё бы! После мордобоя-то, – проворчал
