торговцев местных жителей, чтобы вступить с ними в разговор для поиска места отдыха и ночлега. Внимание привлекли две тетки, торгующие деревянной посудой. Они обсуждали воеводу, называя его по всякому, сводя слова к любвеобилию мужика. Коробков подошел к ним и поздоровался. Те начали расхваливать свой товар.
– Я, сударыни, хочу спросить о другом. Мне надобно провести две ночи, да так, чтобы с удобствами.
Тетки опешили. Одна из них продемонстрировала на лице смешение цветов свеклы с морковью. Потом заорала во все горло. И покупатели, и торговцы уставились на молодого парня с конем. Никто не мог понять, что такого мог сделать молодец приятной наружности этим двум толстым и хамоватым бабам. Тихон быстрым шагом двинулся к воротам ярмарки.
На улице привязал коня к столбу, сам сел на траву и задумался. Ему было непонятно, на что торговки разорались. Рядом присел дядька:
– Ты что, Тихон, этих посудных теток кипятком полил, что ли?
Коробков вздрогнул. Откуда незнакомый дядька может знать его настоящее имя? Тихон глянул на мужика. Перед ним сидел друг и сослуживец отца дядька Севастьян. Бросилось в глаза, что стрелец не в форменной одежде.
– Здрав будешь, сынок моего друга, с трудом тебя узнал! Вырос, заматерел.
– Дядька Севастьян, ты про мою беду знаешь?
– Поди вся Москва гудела! Я уверен, что ты ни в чем не виноват. Давно здесь прячешься?
– Здесь я первый день, но хочу сказать, что по жизни меня так скрутило, так вывернуло наизнанку, будешь придумывать, но не придумаешь. Нету таких слов, чтобы выразить всю обиду и боль накопившуюся внутри. И звать меня теперь Иван с фамилией Смыков. Документ на то имеется.
– Жалко мне тебя, Ти… Ваня! Да помочь тебе нынче не в силах, сам в розыске.
– Не поверю, дядька Севастьян! Что же такое приключилось?
– Стали отряды набирать в новый Крымский поход под началом князя Голицына, меня тоже призвали. Только я знаю какой из Васьки Голицына командующий! Ему бы по золоченным кабинетам переговоры переговаривать, да бумаги хитрые составлять. Во все услышанье сказал, что второй поход закончится также, как и первый! Да не один я такие высказывания сделал. Всех обвинили в бунте. Хорошо сбег вовремя, а товарищей моих в поход насильно увели, кого в острог посадили. Двоих в назидание казнили.
– Доиграется в царствованье Софья, чувствую – доиграется! Будто нарочно дразнит Нарышкиных, – высказался Тихон.
– Кабы так, то поскорей бы!
– Я в своих предположениях, дядька Севастьян, ни разу не промахнулся. Матушка говорит, что я в ее родню пошел.
Тихон помолчал, потом спросил о родителях, брате и сестре.
– Давно их не видел, но знаю, что все живы, здоровы. Людке своей перед побегом наказал, коли дом в Стрелецкой слободе отнимут, чтобы к твоим с детьми шла.
– Тут что ты намерен делать, дядька Севастьян?
– Тут у меня сродственник
