style="font-size:15px;"> – Присяга, – холодно проскрипел Даллас. – Немедленно. Детей в городе еще полно. Не вынуждайте брать грех на душу.
– Да вы издеваетесь?.. – я обхватил голову и повернулся к студентам. – Вам что – и этого мало, чтобы засунуть гордость поглубже в гузно?!
Из последнего ряда протиснулся пухляш, с которым я познакомился во время «тренировки», завел левую руку за спину, а правую поднял около уха. И первым произнес:
– Я, Клаус Бейкер, клянусь верой и правдой служить делу Короны и ее посланника, пока он не освободит меня от сего бремени.
Какое-то время царила напряженная тишина, но стоило одному начать, и лед тронулся. Студенты выходили из строя один за другим и приносили присягу, стараясь не смотреть в глаза и налетчикам, и друг другу. Так продолжалось до тех пор, пока у лестницы не осталось пять чародеев – три парня и две девушки – во главе с дерзкой бунтаркой. Эти решили стоять до конца, хотя всем уже стало очевидно, что бой окончательно проигран.
– Что же… – Картер глубоко затянулся и кивнул. – Я вполне удовлетворен итогом. А этих смутьянов – в наручники и на Старблейд, пусть с ними потолкуют ребята из разведки. В Мексике и Турции они научились таким приемам, о которых не слышали даже тауэрские палачи.
– Тогда я иду с ними, – Алина шагнула вперед. – Как проректор по воспитательной работе, я несу прямую ответственность за их поведение.
– Похвальная жертва, – Даллас ухмыльнулся. – Хоть и глупая.
– Господа! – я встал между спорщиками, точно рефери на ринге. – И дамы. Давайте не осложнять себе жизнь. Сэр Картер – дайте нам времени до утра. Обещаю – завтра с присягой проблем не возникнет.
– Она уже возникла, – капитан выдохнул сизую струйку мне в лицо. – Эти люди готовы пожертвовать жизнью ребенка ради своих убеждений. Из таких вырастают крайне опасные мятежники, так что по-хорошему надо пристрелить их на месте. Я же из уважения предлагаю их просто изолировать. Понимаю, что вы хотите спасти всех, господин Романский. Но войн без потерь не бывает. И чем раньше вы это поймете – тем меньше людей потеряете.
– И все же я хочу попытаться. И прошу о единственном шансе.
– Я могу дать и больше. Но не имею привычки вручать подарки просто так. Иначе мою щедрость примут за слабость, а слабость – это смерть для вожака.
– Два пуда, – как можно громче произнес в ответ, стараясь не сорваться на крик, но в то же время, чтобы услышали офицеры. – Мы добудем завтра двойную норму.
– А если нет? – толстяк сощурился, прицениваясь к предложению.
– Тогда делайте с ними, что захотите, – неожиданно в моем голосе скользнула неприкрытая злость. – Только сперва определитесь, вы пришли сюда за кристаллами, или же за утолением своих садистских наклонностей.
– Садистских? – обветренные и жесткие как у воблы губы расползлись в надменной улыбке. – Сейчас я обращаюсь с вами практически как с равными. Но если вы не ответите взаимностью, то в самом деле узнаете
