– один и ipse – сам по себе), признания и доказательства существующим лишь одного мыслящего индивида, и релятивизму (лат. relatio – отношение) – принципиальной относительности, условности философских утверждений, более всего сравнимой с интеллектуальной словесной забавой, «игрой в бисер». В самом деле, «сбрасывание» груза реальных дел и ответственности перед традицией делает интеллектуала свободным в своих размышлениях и обеспечивает ему удовлетворение жажды гениальности.
Двадцатый век показал, как было с особой силой отмечено в работах Эдмунда Гуссерля, Романо Гвардини (1885–1968), Никиты Николаевича Моисеева (1915— 2000) и др., что наука в радикальном влиянии на окружающий мир человека оставляет без ответа вопрос о смысле отношения человека с общим – самой жизнью. Кроме того, эта ситуация является постоянным источником кризиса основ самой науки. Решение этой ситуации заключается в возвращении исконного единства науки и философии, к единству человека и природы, другими словами, в восстановлении всеобщего как такового. История философии учит, что отрицание реальности всеобщего (его самостоятельного существования, объяснительной и доказательной силы) означает лишь отрицание одного его вида и утверждение другого. Весь вопрос в том, не означает ли это подмену истинной всеобщности ложной? Истинного слова лживым?
Всеобщее – это место приложения ума (разума) для достижения истины. Истина и ум совпадают, это одно и то же, при установлении того, что есть (устарелое лат. est – ina). Вопрос о том, что есть, представляется простым, поскольку всегда предполагает ясные и очевидные ответы. Однако очевидность и ясность – это характеристики ума, проделавшего труднейшую, невидимую, скажем так: вековую работу анализа. Очевидность и ясность – это признаки всеобщности ума, который исчерпал в этой работе содержание своего предмета до предела. Если не видеть этой работы, то сделанное умом представляется довольно скучным. Здесь можно привести для примера даоский текст Чжуанцзы (ок. 369–286 г. до н.э), в котором приводится рассказ мясника-повара о своем искусстве разделки туш на основе учения дао (китайское: путь):
«[Я, ваш] слуга, привержен пути более, чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом, не воспринимаю [его] органами чувств, а действую лишь разумом <…> Хороший повар режет, [а потому] меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, [а потому] меняет нож раз в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне»10.
(Интересно, что подобное сравнение поварского искусства с «эйдетической», аналитической феноменологией приводит Платон в диалоге «Федр»11).
Эта притча – хороший пример умо-зрения, философии, имеющей силу в практических делах, более того, дающей преимущество
