приговорил Глеб и хмуро покосился на зыбкое кольцевое облачко. – Слушай, а если ещё пару барабашек добавить?
Колдун покряхтел, виновато развёл ладони:
– Думаешь, сила назад пойдёт? Не пойдёт, Глебушка. Вытекать, понятно, будет помедленней, а назад не пойдёт, нет… – Помялся и добавил: – Опять же, уменьшишь напор – в тебя тут же тонкие сущности полезут. Сейчас-то им против течения приходится, а так…
– Что хоть за сущности-то? – нервно сжимая и разжимая кулаки, осведомился Глеб. – К какой меня вообще стихии «прицепили»?
Кудесник смущённо кашлянул:
– К народной, Глебушка…
– Ка-акой?
– К народной, – с неловкостью, словно прощения прося, повторил колдун. – Тут, видишь ли… Вообще-то, считается, что стихий у нас четыре, а на самом деле пять…
Глеб недоверчиво покосился на учителя:
– А к какому народу? К нашему?
– Да к нашему, конечно, к баклужинскому… Всё гад рассчитал! Остальные-то четыре стихии в городе – слабенькие, травленые… в трубы загнанные, асфальтом крытые…
Глеб не слушал. Лицо у него было отрешённое и усталое: то ли сказывалась потеря сил, то ли тонкие народные сущности уже просачивались потихоньку в его душу.
Всю ночь, не прилёгши ни на минуту, провёл старый чародей у постели ученика. К утру вокруг призрачно мерцающей кишки стараниями Ефрема закрутилось три барабашки. И всё-таки жизненная сила слабыми толчками продолжала покидать тело Глеба.
Иногда казалось, что юноша уже не дышит.
Светало, когда он наконец открыл глаза и, уставившись незряче в потолок, проговорил, как в бреду:
– Систему пора менять…
– Да куда ещё менять, Глебушка? – кривясь от жалости, отвечал ему безутешный колдун. – Ты уж под этой пока полежи. Сам знаешь: больше трёх барабашек разом закручивать не след – пространство схлопнется…
Чело больного омрачилось.
– Я не про них, – сдавленно произнёс он. – Я про Баклужино. Прогнила система…
Лицо его уже не принадлежало этому миру.
Внезапно вскинулся, нашарил одежду.
– Да куда ты? Лежи…
Но удержать порченого не удалось.
– Пошли! – приказал Глеб, лихорадочно облачаясь в джинсы и куртку. – Там митинг на площади…
Явно был не в себе человек. Впрочем, бывают моменты, когда в хвором пробуждаются собачьи инстинкты, – и лучше ему в этом случае не перечить: сам себе травку найдёт…
Учитель и ученик выбрались на улицу. С небес, по обыкновению, сыпалось чёрт знает что. Такое чувство, будто астральная живность, обитающая в облаках, окончательно отбилась в эту зиму от рук и вместо того, чтобы, как подобает, терпеливо собирать из ледяных иголочек сложные узорчатые снежинки, валяла в морозные дни какую-то труху, а в оттепель – бесформенные хлопья.
Чутьё не обмануло Глеба: действительно,
