ексикону, оба из органов. Это было понятно по тому казенному языку, на котором они общались: «вещдок», «место происшествия», «обнаружен в процессе осмотра».
Они аккуратно достали из плотного полиэтиленового пакета на «молнии» смартфон, попросили скопировать папку «аудио». «Мы хотели бы, чтобы вы прослушали аудио и сказали, можно ли издать этот материал», – тон женщины был не терпящим возражений. Я скопировал аудиозаписи, после чего таинственная парочка растворилась в пространстве так же внезапно, как и появилась.
Никакой конкретной информации они так и не дали. Что произошло с хозяином смартфона, остается только гадать. Думаю, его уже нет в живых. Хотя я не исключаю и некой грандиозной мистификации. Посетители, впрочем, заверили, что претензий по поводу авторских прав никто не предъявит.
Я взялся за прослушивание с неохотой, но некоторое время спустя обнаружил, что меня увлекла необычная история любви стареющего мужчины к юной девушке. Она показалась мне любопытной, и поучительной, и, несомненно, достойной того, чтобы быть положенной на бумагу. Я принялся за работу.
Итог – перед вами. Голосовые сообщения публикуются в том порядке, в котором они хранились на смартфоне. Они разные – длинные и короткие, те, что явно писались вдумчиво в домашнем кресле, и те, что были наговорены впопыхах на бегу.
Тем не менее, мы даем их подряд в хронологическом порядке, чтобы сохранить авторскую последовательность изложения. Не менялся и стиль – сообщения лишь слегка подредактированы, в той степени, в которой следует редактировать устную речь, перенося ее на бумагу, ни больше и ни меньше.
– Давай обнимемся!
Эту фразочку я буду помнить до своих последних минут. Не было дня с нашего расставания, Даша Спицына, когда бы я не вспоминал этот фантастический пассаж.
Чего в нем было больше? Абсолютного непонимания другого человека? Что он может страдать, что у него могут быть чувства? Или ты полагала, что чувства в этом мире бывают только у ангелов, а обычные люди – не более чем массовка, декорации к блестящему бенефису. И потому если ангел что-то решил, смертные должны лишь смиренно соглашаться и радостно кивать.
Ты произнесла эту фразочку с дурацкой улыбкой буквально через несколько часов после того, как объявила о своем уходе. Когда сказала, что больше не любишь. Разлюбила. «Не знаю, почему. Быт заел, наверное», – великодушно объяснила ты, не зная, куда спрятать взгляд.
Настолько примитивная и грубая отговорка, что я просто оторопел. Бросить это вот пренебрежительное «быт заел» человеку, с которым ты эти два года делила не только постель – все горести и радости бренного существования. С которым переезжала из города в город, с одного проекта на другой, шла по жизни, держась за руки и сцепив пальцы – до боли, до судорог, до полного единения. Кому ты признавалась в любви, когда вы часами наговаривали и наговаривали друг другу нежные слова. Сплетали их в затейливый узор, чтобы, в конце концов, утонуть в глазах друг друга, впиться губами, слиться телами. Раствориться друг в друге и улететь в открытый космос, широко распахнутый только для вас двоих.
Быт заел. Я был настолько ошарашен, что не нашелся, что тебе ответить, Даша Спицына.
Ты сказала мне в тот осенний день, что ты уходишь, тебя ждет новый этап твоей жизни. Прямо сейчас. Что тебе пора. Я же остаюсь в прошлом вместе с пройденным этапом. Ты приняла решение. «Это же все равно когда-нибудь должно было произойти, правда?»
Несколько часов я сидел совершенно раздавленный, ошалевший. Думал о том, как мне жить дальше. Это были даже не мысли, скорее болезненное физическое ощущение, словно только что у нас была одна кровеносная система на двоих – на два тела, а теперь половину этого двуединого тела оторвали. И надо как-то восстановить кровообращение, как-то выживать и идти дальше, зарастить разорванные грубо кровеносные сосуды и наладить ток крови, фактически заново воссоздать себя из нынешнего истерзанного человеческого ошметка.
И после этого, подойдя к двери, чтобы ехать в свою Москву, ехать к человеку, к которому, как я небезосновательно считал, ты от меня и уходишь, к этому своему самодовольному интернет-продюсеру, ты обернулась и с ясными глазами произнесла: «Ну что ты дуешься? Давай обнимемся!»
Даже объятия с самым ядовитым скорпионом на свете, с подколодной змеей, с пауком тарантулом или черной вдовой, с неизлечимо больной бешенством белой акулой вряд ли привели бы меня в больший ужас, чем перспектива обняться с тобой. То, что я только отвернулся к окну и рефлекторно спрятал руки за спину, что я не выбросился в этот момент из того же окна, видя легкую полуулыбку, блуждающую по твоему лицу, и не видя там и тени беспокойства, – кто знает, чего мне это стоило?
Я был твоей фантазией! Умела ты удивить, Даша Спицына, и удивляла постоянно с самого начала знакомства. Я только и успевал подумать: «Ух ты! Круто!» Но было и такое, что не просто удивляло, а поражало.
