Николай, снимая куртку.
– Проходите, – сказала женщина. Сняла пуховик, повесила его на крючок вешалки и пошла в комнату. На хозяйке был черный шелковый халатик с надписью на спине. Буквы были сделаны из серебристых блесток. Ее пуховик висел на вешалке рядом со светло-палевой норковой шубкой.
Егоров быстренько сбросил на руки Францеву свое пальто и поспешил за ней.
– Вас не вызвали на опознание? – спросил он. – Всякое случается: вдруг это не Дробышев, и вот уже какая-то надежда.
– Сначала позвали, а потом перезвонили и сказали, что надобности нет, потому что бывшая жена уже подтвердила, что это Эдик. Вряд ли она ошиблась: все-таки двенадцать лет вместе прожили. А я тоже надеялась, что это не он. А теперь и надежд никаких.
– Ну не скажите, – продолжая стоять, начал рассказывать следователь. – Лет пятнадцать назад в столице был случай: взорвали одного олигарха, который бюджетные средства… как бы сказать помягче… транжирил. Вызвали в морг жену: она и мужа опознала, и водителя – по татуировке на животе. Наследство получила: правда не все, там сразу кредиторы набежали. Но все-таки наследство огромное по нашим меркам. А потом выяснилось, что он на острове Капри проживает. Рядом с дачей писателя Горького поселился. Он дайвингом занимался. А потом так и не всплыл, говорят, под расщелину затащило. А жена…
– Бывшая жена Эдуарда сама мне позвонила, – оборвала его на самом интересном женщина, – Лариса рассказала мне, что произошло и что ее вызывали на опознание. И только потом из полиции сообщили о его убийстве.
– Какие у них были отношения? – продолжил опрос Егоров, усаживаясь за стол. – Я имею в виду Эдуарда Ивановича и его бывшую.
Хозяйка подвинула к себе стул, опустилась на него и ответила:
– Нормальные. Они же все разделили: ей квартиру в городе и бизнес, а Эдуарду загородный дом остался. Все по-честному: здесь место престижное и дорогое. Эдик сразу думал продать тот дом и найти где-нибудь поблизости что-то попроще. А потом взял этот самый домик.
– Вы знаете, кто здесь жил прежде? – спросил Францев, выбирая место, где можно было бы присесть, потому что возле стола свободных мест уже не было. И отошел к диванчику, который стоял за спиной следователя.
Сожительница Дробышева кивнула.
– Как вы познакомились? – встрял подполковник юстиции.
– Я пришла к нему на работу устраиваться. Ему требовался диспетчер, но он мне отказал. Я вышла из офиса, который тогда в строительной бытовке был. Стою и плачу. Снег заметает. Холодно, я вся дрожу и не знаю, куда мне идти. Эдуард вышел и увидел меня. Начал успокаивать, спросил, почему вдруг такая реакция на отказ. Ведь я вижу, какой у него сарайчик, а не офис, и денег он много не сможет платить. Объяснила, что мне идти некуда, нет ни работы, ни жилья – хозяйка, которая сдавала мне комнатку, выгнала, забрала все ценное, что у меня было: мобильный телефон, сережки золотые, что мне от мамы достались. Дробышев затащил меня обратно в вагончик, усадил возле обогревателя, хотел кофе налить, но тот у него закончился.
