ело. Она была встревожена и растеряна, но пыталась скрыть это, следуя молчаливым указаниям своего спутника. Жестом он велел ей остановиться, а сам поднес факел к большой куче валежника, видимо, заранее подготовленного и сложенного неподалеку от кромки воды. Пламя быстро охватило сухие ветки, сумерки вокруг стали еще гуще. Солнце уже зашло, а луна еще не вышла на небо. Лес вокруг притих, затаился.
Быкоподобный мужчина обернулся к женщине и протянул ей сосуд.
– Сделай три глотка, – сурово приказал он голосом, не терпящим возражений. – Не больше и не меньше.
Он придерживал чашу, пока его спутница торопливо глотала темную жидкость, часто и нервно дыша. Но с каждым глотком она становилась спокойнее, страх и неуверенность покидали ее, руки перестали дрожать. Изменился даже цвет ее светло-карих глаз, ставших непроницаемо темными. Мрак расширившихся зрачков прорезывали, как вспышки молнии, блики костра.
– Встань на колени и повторяй за мной все, что я буду говорить, – распорядился мужчина, отнимая у нее сосуд и ставя его на землю. – Не вздумай изменить даже слово, иначе с тобой может случиться несчастье. Я, жрец великого владыки нашего Велеса, предостерегаю тебя ради твоего же блага.
Она послушно выполнила его волю, безропотно опустившись коленями на траву, покрытую вечерней росой. Было мокро и зябко, но женщина не высказала досады или возмущения. Черты ее лица выражали только покорность. Жрец протянул обе руки к пламени костра, словно заклиная его, и глухо заговорил:
– Как огонь горит, как вода течет, как птицы летят, как звери по лесам рыщут, так ты, владыка наш Велес, дороги открываешь, замки отпираешь, преграды с пути убираешь.
Женщина повторяла за ним. Ее голос был едва слышен, заглушаемый мощными раскатами выкриков жреца.
– Ты, чародейство ведущий, за скотами и зверями радеющий, трясовиц прогоняющий, боли и хворобы изгоняющий, жизнь дающий, услышь молитву мою тебе!
Жрец смолк, и во внезапно наступившей тишине прозвучал слабый женский голос, с дрожью произнесший «молитву мою тебе». Качнув рогами, словно порицая ее за этот страх, жрец громко возопил:
– Горе мне, горе!
Его выкрик пронесся над притихшим озером и затерялся в тесно обступивших его зарослях. Гладь воды покрылась рябью, а верхушки деревьев начали клониться под дуновением ветра, как будто пробудившегося от этих слов. Женщина, дрожа всем телом, жалостно повторила дрогнувшим голосом: «Горе мне!» А жрец продолжал:
– Кому я уподоблена? Ни птицам небесным, ни зверям земным: ведь и те приносят плод свой, я же одна неплодна. Я одна, грешная, лишена потомства.
Слезы потоком хлынули из глаз женщины, заливая ее щеки, стекая на платье. Под влажной тканью проступили очертания груди, высоко поднимающейся при каждом вздохе.
– Велес, велемудрый, батюшка наш, призри ныне на меня и услышь молитвы мои! Прекрати печаль сердца моего и отверзи мою утробу, и меня, неплодную, соделай плодоносною. И буду я и потомки мои во веки веков благословлять, воспевать и прославлять твое милосердие.
«Милосердие», – как слабое отдаленное эхо произнесла женщина. Ее голоса почти не было слышно, она едва шевелила губами, повторяя слова за жрецом.
– Ты венец делу всему и жизням земным, Велесе, боже наш! Пусть наполнится сердце мое радостью от сотворенного тобою, ибо молитва моя с сердцем чистым и помыслами светлыми. Благослови, Велесе, пусть будет так!
Последнюю фразу жрец произнес, повысив голос, торжественно и повелительно. Внезапно ветер усилился, и озеро покрылось уже не рябью, а волнами. Вода набегала на берег и откатывала с шипящим, подобно змеиному, звуком. Жрец протянул руку к женщине и властно приказал:
– Сними одежду!
Она безропотно покорилась. Платье упало к ее ногам, обнажив полную грудь и худые бедра молодой нерожавшей женщины. Она попыталась стыдливо прикрыть руками наготу, но жрец недовольно поморщился и осуждающе качнул рогами.
– Не надо стыдиться, – сказал он. – Войди в священное озеро, окунись в его благодатные воды и омой свое бесплодное лоно. А потом произнеси: «Велесе! Лоно мое благослови да посыльников в него пошли».
Когда женщина выполнила его требование и после всего вышла из озера на берег, то ли от холода, то ли от нервного возбуждения дрожа всем телом, жрец снова протянул ей сосуд, который принес с собой.
– Пей, – велел он. – На этот раз до дна.
Женщина начала пить крупными глотками. Вскоре дрожь оставила ее, ей стало тепло и спокойно. После очередного глотка она едва не выронила сосуд из внезапно ослабевших рук. Ноги тоже отказывались ей служить. Женщина хотела что-то произнести, но не смогла. Язык, как и другие члены тела, перестал повиноваться ей. Она почувствовала головокружение и мягко опустилась на землю, словно неожиданно
