хлама, как будто труппа однажды исчезла, побросав реквизит, гонимая неизвестным страхом, – но, присмотревшись, я понимаю: кто-то просто тщательно всё тут устроил. На полу стоит небольшая печка, поэтому в комнате тепло. Ковер с высоким ворсом вытерт, но все еще хранит частички былой роскоши, темно-красные бархатные портьеры завешивают дальнюю стену. На стойках, служивших ранее гардеробными, висит мужская одежда. Очевидно, Ник провел здесь какое-то время до того, как его поймали. Единственная вещь, которая выбивается из общего вида, – старомодный бронзовый патефон с огромным раструбом. На фоне исключительно практичных предметов он выглядит дико неуместно.
Ник все еще без сознания. Я подхожу к дивану, чувствуя, как с каждым шагом подгибаются ноги, и аккуратно сажусь на самый край. Впервые я так близко разглядываю прямые, словно щетинки, ресницы и черные волосы, падающие на лицо. Скольжу взглядом по разбитым пальцам, расслабленно лежащим на покрывале. Сейчас он выглядит младше своих лет. Просто мирно спит и мерно дышит. Блуждает где-то под сводами собственного подсознания, и я даже не уверена, слышит ли меня.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица или приоткрытых губ, но не решаюсь. Вместо этого пропускаю ставшие совсем длинными волосы сквозь пальцы, откидывая их назад. Одна из прядей тут же падает обратно. Жесткие. Упрямые. Как и он сам. Теперь понятно, почему Ник все время убирал их со лба. При взгляде на бледное лицо, всё в синяках и ушибах, в голову лезут исключительно дурные мысли, но я стараюсь гнать их, потому что уверена: Ника не сломать даже смерти.
– Ты не умрешь, ясно? – говорю я, крепче сжимая зубы, чтобы не расплакаться. – Ты обязан жить и отравлять мою жизнь своим присутствием, едкими замечаниями и колкими улыбочками. Иначе… – Я делаю глубокий рваный вдох. – Иначе какой в этом всем смысл, Ник? Слышишь?
Сколько раз он меня спасал, а я так и не сказала даже банального спасибо! Разраженно бурчал, отчитывал за глупость, но никогда не отказывал в помощи. Язвил и насмехался, старался доказать, что ему все равно, – но всегда был рядом, готовый закрыть собой. Его поступки всегда кричали громче любых слов, но я не слышала. А теперь он без сознания, и неизвестно, очнется ли вообще. Посмотрев по сторонам, я осторожно сжимаю его разбитые пальцы и тихо добавляю:
– Ты должен проснуться.
Я жду, что он откроет глаза, но черные ресницы даже не дрожат.
– Будь я на твоем месте, тоже не хотела бы, но ты нам нужен. Нужен мне.
Дверь распахивается, и я отдергиваю руку. Совершенно не утруждая себя соблюдением правил приличия, Джесс целеустремленно шагает мимо меня и садится в кресло – по-военному выпрямив спину, словно решив, что так все еще можно управлять положением. Только вот он не командир здесь, а мы не его солдаты. Он бросает на меня пристальный взгляд, и я, растерявшись, не успеваю отвести глаза.
– Я слушаю, – произносит старший Лавант, словно ожидая, что на столике перед ним появится подписанный рапорт. На увольнение, очевидно. – Ты и Ник – что между вами происходит?
Джесс
