же редко женщине удается свалить мужчину, и настолько жестко, что у него нет уже мыслей о возвращении, попыток сделать хорошую мину при плохой игре. Свалить его с полной уверенностью в том, что цель была тотально уничтожена, и мужчине остается лишь ретироваться. Да, он вспомнил.) Это было на вечеринке, устроенной каналом CBS, которую телевизионщики закатили в честь звезды своего нового сериала в жанре вестерн. Солидная, богатая вечеринка. В отеле Century City. Все охотники были там, все прилизанные типчики, которые целый день ничего не ели, чтобы взять свое в буфете и у барбекю. Каким-то образом Баркин тоже оказался среди приглашенных. Или просто ввалился сам без приглашения. Никто не подверг сомнению его право находиться там; черный мохеровый костюм уже был пропуском на событие, где право входа определялось формой одежды на текущий момент.
Он влился в группу, состоявшую из Хэнди, его подруги Джули, агента Спенсера Лихтмана и двух очень дорогих девочек из эскорта – с бледно-серебристыми волосами и безукоризненными личиками, девочки по цене в сто пятьдесят за ночь, из таких, с кем можно после и побеседовать, даже что-то от них узнать, вероятно, с магистерскими дипломами по фотохимии или пьезоэлектричеству, ни малейшей дешевой детали, мастерицы своего дела – и Баркин включил свой шарм на всю мощь. Девочки сразу поняли, что он был классической пиявкой и никак не билетом в светлое будущее. Они были с ним вежливы, но холодны.
Баркин прошел от вкрадчивости до значимости в три гигантских шага, даже не спросив: «Можно?» Наконец, отчаявшись, он прислонился к самой высокой из двух серебристых богинь и пробормотал (но достаточно громко, чтобы услышали все) тоном Ричарда Уидмарка: «Ты не против, чтобы я залез тебе в трусики?» Мгновение тишины, и потом серебристая богиня повернулась к нему, просверлила его взглядом антрацитовых глаз, после чего спокойно и холодно отрезала: «У меня там уже есть жопа, зачем мне еще одна?» Хэнди снова самодовольно рассмеялся, вспоминая, с каким жалким видом Баркин рассыпался на части, превратился в лужу клубничного джема, скользнул вниз по стене и испарился. Больше его в тот вечер никто не видел.
Но у этой блондинистой пляжной акулы был плутоватый юмор, который большинство людей принимали за чистую монету; и только когда Хак бывал приперт к стене, а фасад приветливости слетал с него, обнажался фундамент тотальной аморальности. Этот тип был настроен на то, чтобы скользить по жизни, прилагая минимум усилий.
Хэнди, едва познакомившись с ним, сразу понял, кто он таков, но в течение нескольких месяцев Хак был забавным элементом новой жизни Хэнди в киноколонии. Они не общались уже три года. И вот этим утром Баркин позвонил. Сослался на Артура Круза. Баркин просил Хэнди приехать к нему и назвал адрес на Голливуд Хиллз.
Теперь, когда его «импала» взяла очередной поворот, и стала видна вершина подъема, Хэнди увидел дом. Поскольку это был единственный дом на плоском холме, он предположил, что это и есть тот адрес, который ему назвал Баркин. Хэнди испытал невольное восхищение. Это было огромное здание из серого камня, полностью
