это сказал. Почему?» – Долохов шёл по улице. Еле волоча ноги. Не глядя по сторонам.
Да и на что тут смотреть. Коробки-дома, дорожки правильные, проложенные и спроектированные роботами. Это тебе не тропинки во дворе, которые петляют где угодно, только не по проложенным тротуарам.
Долохов не мог долго ходить. И не мог долго лежать. К нему приходила Анна, садилась на край кровати.
– Я всё время думаю, что, если бы он родился.
Всё время она заводила разговор о ребенке, который погиб.
– Он не мог родиться, Анечка, не мог. У ларусов дети не рождаются, – отвечал Долохов ей.
– Да, ты говорил.
– Мы теперь… как жабы, уснувшие в зиму. Тело застыло, кусок глины. Ещё кажется, что вот-вот отогреешься, а оно застывает всё сильнее.
Он ещё говорил, а Анны уже не было.
Анну он не знал. Он видел, как Богач входил в её дом с роботом. Потом оттуда вынесли её труп. В чёрном мешке лежало укороченное на голову тело.
Тогда она пришла к нему в первый раз. Красивая. Она всегда была красивая, пока не обгорела.
А иногда приходил тот парень. Лицо его было теперь живым, глаза горели лихорадочным огнём.
– Привет, Милош. Хорошо выглядишь, как живой. Да ты просто красавец. Ты счастлив?
Парень отбрасывал длинные волосы, падающие на лицо, смеялся невесело.
– В чём счастье, Артём? Ты знаешь? – голос Милоша доносился издалека и был рядом одновременно.
– Жить хочется, Милош, только и всего, такая мелочь, – тихо отвечал Долохов. – Где был? Что делал?
– Да, Артём, да! Дома был! Сидел на полу и смотрел, как пляшут пылинки на солнце. Нина живёт с другим. Дочка его называет папой…
А Милоша уже не было.
Он опять один…
Долохов свернул направо, к хозблоку.
Время появления Богача. Скоробогатов Ефим. Обслуживающий персонал, степень доступа третья, высокая. Проходил по баракам, заглядывал в тумбочки после посещения родственников, забирал то, что принесли. Запускал уборщика улицы шебуршать щёткой по дорожкам. Паразиты к нему привыкли. Порядок паразиты любили.
Долохов дошёл до хозблока.
«Тварь ли я, или право имею…»
Богач – невысокий, жилистый, с вечным насмешливым прищуром обычных серых глаз. Все у него выходило быстро и ладно, словечки гладкие, шутки-прибаутки сыпались, как горох, стукались сухо и пусто.
Ефим выкатил робота-уборщика. Обошёл Долохова, остановившегося посредине серой дороги.
– Чего тебе? Что ты сюда всё ходишь? – проговорил Богач, стараясь не смотреть в глаза.
Так учили обращаться с ларусами. Опасные они. Ганса в прошлом году один такой дверью придавил. Придурки, что с них взять. Но отвечать надо, как положено, а то уволят. Везде видеосистем навтыкали. Будет жаль, за этих идиотов хорошо платят.
– Иди домой, Долохов. Домой иди, говорю. Домой.
«Тварь ли я, или право имею… А тварью быть
