делом неблагородным и недостойным. – Он неправ, я не отрицаю этого. Просто для меня он значил больше, чем учитель. Я не могу это объяснить, но это что-то очень приятное. Почти как с тобой, но немного иначе. Он тоже понимал меня, но по-взрослому, с трезвостью и глубиной. А если меня понимал такой человек, значит, со мной тоже что-то не то?
– Ты придумал себе его. Он жестокий преступник, а ты не хочешь верить в это только потому что боишься признать, что ошибался на его счёт и доверял ему зря. Он был одним из твоих самых близких людей, ты не хочешь верить, что снова остался один. Я прав? – Тору нехотя кивнул. Юмэ снова был прав, он был прав всегда, когда разговор касался отношений между людьми. Мог ли обычный подросток так понимать мотивы поступков и легко предугадывать их последствия? Танака Иори всегда вызвал у него настороженность и, хотя Юмэ редко говорил об этом, наверное, не желая рушить надежды друга, Тору мог считать напряжение в его поведении.
– А ведь кому-то ошибка твоего «сэнсэя», – нарочито грубо сказал Юмэ, – могла стоить жизни. Вернее, она стоила – после случившегося эти дети долгие годы потратят на то, чтобы вновь почувствовать себя чистыми. Возможно, они никогда больше не смогут.
– Да, я знаю, – ответил Тору. Представлять себя на месте жертв было тяжело, но он не мог отделаться от этого желания. Его мучило чувство вины: он был здесь, непринуждённо разговаривал с другом о случившемся, бессовестно рассуждал о правых и виноватых и находил десятки причин оправдать преступления. В это же время напуганные дети, пережившие настоящий кошмар, сейчас вряд ли могли полноценно рассказать о нём даже родителям. Они испытывали боль и гложащий стыд, который липко протянется на десятилетия, оставив на годах чёрный зловонный след.
Пока Тору не мог забыть душевные разговоры с Танакой Иори, его жертвы вспоминали его лицо и собственные мучения, раз за разом переживали превращение их тел в израненные сосуды.
– Ты снова драматизируешь, да? – переспросил Юмэ. – Только вот этого вот не надо, ладно?
– Прости, – в привычной манере поклонился Тору.
– Хуже привычки драматизировать – только курение. Оно ещё и воняет.
– Не любишь запах сигарет?
– Ненавижу, – ответил Юмэ, – так раздражает, когда все крутые парни в фильмах курят. Я вот не курю, но я и не крутой, наверное. Хотя девчонкам нравлюсь, – не без гордости добавил он. – А твои девочки как?
– Ну перестань, – смутился Тору, – никакие они не мои.
– Но записки тебе таскают, – посмеялся Юмэ, – значит, твои. Ты же мне сам показывал.
– Больше не буду тогда, – пробубнел Тору. – Здесь когда-нибудь бывают дожди?
– В нашем Дримленде всегда светит солнце. Вечное лето, – сказал Юмэ, – но, если захочу, хоть вулкан извергнется.
– Но тут нет вулканов, – заметил Тору.
– Потому что не хочу.
История, которую он так и не рассказал Юре, сейчас казалась особенно притягательной.
