война, мы живем тут круглый год, так спокойнее, – заключила она с гордостью.
Ференц посмотрел на часы и попросил разрешения откланяться.
После того, как он ушел, первой заговорила Фрида.
– Мне очень понравился твой друг, Эмма. Разумный молодой человек, знает, чего хочет. И прекрасно воспитан и образован.
Броня согласилась:
– В самом деле, Эмма! Мне тоже он показался благовоспитанным, и в то же время такой спокойный, уверенный в себе.
– Я умею выбирать себе друзей! И уж если выбрала себе друга, то непременно хорошего!
В этом была вся Эмма! Даже из комплиментов Ференцу умудрялась извлечь выгоду. Все усмехнулись.
Самуэль Шульман не принимал участия в разговоре жены и дочерей. Он взял газету, которую даже раскрыть не смог из-за суматохи, поднявшейся в ожидании гостя, и удалился в гостиную. Когда мать и дочери убрали со стола и перемыли всю посуду, они пришли к нему.
– Понравился тебе Ференц? – сгорая от любопытства, спросила Броня. – Ты словно в рот воды набрал. И при нем тоже почти не разговаривал.
Самуэль вновь зажег трубку, задумчиво затянулся, а затем произнес:
– Сомневаюсь, что этот человек в самом деле еврей. В Венгрии живет немало цыган. Как бы он цыганом не оказался!
– Но папочка! С чего ты вдруг взял, что Ференц цыган? – возмутилась оторопевшая Эмма. Фрида тоже растерялась. Она сразу почувствовала, что отцу друг сестры не понравился, но такой вывод был уже чересчур.
– Как тебе сказать… Бывает всякое! Узнать про него ничего нельзя. Откуда он приехал, откуда он родом, неизвестно. Идиша он толком не знает. И я еще ни разу не встречал еврея по фамилии Сарди.
– Он же сказал, что настоящая его фамилия – Штайнер.
– Разве? Значит, я прослушал. Но есть в нем еще что-то странное. Что-то ненастоящее. Он уже столько лет в Стамбуле, а толком не смог сказать, где он работал, с кем знаком.
– Спроси сам в следующий раз!
– Не перебивай. Он говорит, что у него есть пресс-карта, однако проработал всего несколько месяцев в неизвестном новостном бюро, ничего не написал, ни в какой газете не служит. В университете он тоже не учился! Да и сейчас неизвестно чем занимается. Если я верно понял, то в этой своей фирме он радио чинит, что ли?
– Он технический специалист, папа! Он техник! – поправила Эмма отца дрожащим от гнева голосом.
– Ну ладно, значит, я все правильно понял. Разницы особой тут нет. Что могу сказать, дочка? Держи себя в руках, чтобы потом не разочароваться!
Он вытряхнул содержимое трубки на стол и нанес дочери последний удар:
– А кроме того, я совершенно не хочу, чтобы обо мне, о моей семье, о моей дочери пошла дурная слава. Я, конечно, более либеральных взглядов, чем турки, но всему есть границы!
Краска бросилась Эмме в лицо, губы задрожали, и она опустила
