сказать товарищам, что все правильно, я действительно совершила те ошибки, о которых говорит тов. Хрущев. Я их совершила, я в них упорствовала, но я их поняла и признала продуманно и сознательно, и вы об этом знаете[62].
Так сказано было ею на партийном собрании 1 октября 1957 года, и больше, изуродованная, – как говорит Е. Шварц, – «одиночеством, свирепыми погромами в Союзе писателей»[63], А. уже никогда не вольничала. Писала благонравные лирические стихи и статьи о поэзии, много переводила едва ли не со всех, какие бывают, языков, получала ордена к знаменательным датам, выпустила уже в 1980 году книгу мемуаров «Тропинка во ржи» – вполне содержательную, однако столь оглядчивую и оскопленную, что злые остроумцы тут же назвали ее «тропинкой во лжи»…
Никаких недостойных поступков за А., впрочем, не числится. Но отважных не числится тоже, и в дневниках современников зафиксировано, как последовательно А. отказывалась поставить свою подпись под письмами и протеста против реставрации сталинизма[64], и в защиту А. Синявского и Ю. Даниэля[65], и в поддержку солженицынского обращения к IV съезду писателей.
Еще одна, – вспомним формулу А. Белинкова, – сдача и гибель советского интеллигента? При желании можно и так, конечно, сказать. По крайней мере, бескомпромиссная Л. Чуковская эту стратегию непротивления злу расценила именно как постыдную капитуляцию, и ее открытое письмо А., ставшее памфлетом «Не казнь, но мысль. Но слово» (1967), разделило фрондирующих интеллигентов на сознательных борцов с режимом и соглашателей, пусть даже вынужденных и не сделавших в своей жизни ничего предосудительного[66].
Однако ведь и жизнь состоит не только из подвигов. Поэтому, – вернемся к сказанным тоже по другому поводу словам Е. Шварца о судьбе А., – «что у нее творится в душе, какие страсти ее терзают, какая тоска – не узнает никто и никогда. ‹…› И стихи ничего не говорят и не скажут»[67].
Что же до личной жизни поэта, то она омрачена несчастьями: в 1956 году застрелился А. Фадеев, в 1974-м от рака крови умерла ее старшая дочь Татьяна, в 1991-м покончила с собою младшая дочь Маша, в 1990-м ушел из жизни И. Черноуцан, ее муж в последнее десятилетие. И погибла сама А. трагически нелепо: по неосторожности упала в глубокую канаву рядом со своей дачей в подмосковном Мичуринце и не смогла оттуда выбраться.
Е. Евтушенко вспоминал, что Хрущев, будучи уже в отставке, просил его «передать извинения всем писателям, с которыми он был груб, и первой из них – Алигер, с запоздалой прямотой назвав свое поведение „вульгарным и бестактным“»[68].
Извинение действительно опоздало – на жизнь, которая прошла так, как прошла. «Мне рассказали, – записал в дневник критик И. Дедков, – что незадолго до смерти Маргарита Алигер говорила – „я чувствую, что меня нет и будто я не жила“. О чем это она пыталась сказать? О жизни, которая
Литературная газета. 1957. 8 октября.
См.:
См.:
Отослав письмо адресату, Л. Чуковская 1 декабря 1967 года записала в дневник: «Этого своего письма я боюсь. ‹…› Быть ошельмованной на весь мир – этого Алигер не заслужила. Она, конечно, казенная душа, но не злодейка, не Книпович, не Кедрина. Это – размежевание внутри „либерального лагеря“. Оно нужно – но может быть не столь звонко» (Там же. С. 208).
Строфы века. С. 580.
