бы парного молока. Уже поднес сосуд к устам, когда услышал знакомый голос:
– Веселишься, изгнанник? А старого друга угостишь? – улыбка на лице шута отразилась лишним десятком морщин.
5
Клюв остервенело задрожал и рассыпаясь на миллиард пылинок. Сложенные крылья обернулись в руки. Почувствовал пальцы, Матьяш с опаской потрогал нос. Лоб, щеки. С лицом все в порядке.
Всякий раз Янош объяснял: как такового превращение не происходит. Но король все равно опасался. Боялся, как бы птичьи признаки не остались и по эту сторону понимания.
– Как все прошло? – спросил старец.
Алхимика занимал лишь ход путешествия, само действие. Королю важны были результаты.
– Прекрасно, – безмятежно ответил Корвин. – Меня чуть не убили.
Как бы странно это не выглядело со стороны, но жалоба рассмешила ученного.
– Ваше величество, – заговорил старец сквозь хохот. Мистические опыты сблизили их. Но придворный этикет никто не отменял. – Вы, точнее ваша физическая плоть, не покидала этого помещения. Материальное тело все время стояло там же, где стоит сейчас. Путешествовал эфир, заполняющий телесную оболочку. Его невозможно убить.
Старик подошел и внимательно вгляделся в лицо короля.
– Похоже, все прошло благополучно. Голова не кружится?
Вместо ответа, Матьяш оттолкнул алхимика. Прошел к столу с яствами. Всегда, после «путешествий», безумно хотелось есть. Он отломал кусок сдобной лепешки, макнул в жирную сметану.
– Объясните, Янош, если во время опытов я не покидаю дворца, почему же тогда чувствую, как превращаюсь в ворона и улетаю? – король еще раз откусил и продолжил с набитым ртом. – Почему полчаса назад, я с трудом уворачивался от ударов мечей? Почему, в конце концов, я по-настоящему испугался, когда отряд гвардейцев загнал меня в угол?
Королевское положение смущалось от разговора с набитым ртом. Два чувства, голод и любопытство, одолевали Корвина, не желая уступать приличию.
– И еще, почему после путешествия мне всегда жутко хочется кушать?
– Все просто, Ваше величество, – начал старец, пряча руки в широкие рукава платья. – Нужно всего лишь понять, что весь наш мир это ком. Ком материи, не обязательно физической, стянутый бесконечным множеством ободков. Я их называю струнами.
– Да, да, – нетерпеливо закивал Матьяш, – и путешествуя я вижу и слышу то, что видят и слышат эти ваши струны. Но почему вороном?
– Не знаю, – простодушно пожал плечами старик. – Ваша сущность сама выбрала эту форму. Возможно, потому что с раннего детства вы наблюдали ворона на своем родовом гербе. И возможно, будь на вашем месте другой человек, путешественник, он чувствовал бы себя, скажем, мотыльком. Или вовсе, чем-то неодухотворенным. Ветром, например.
– Но, почему я все чувствую по-настоящему? Не только то, что происходит вокруг меня, но и внутренне … Я там. Вы меня понимаете?
– Безусловно,
