какая-то, подумал он. Дневник был полон белиберды про какой-то Город, всадников в золотых масках и бестолковых притч, очевидно надерганных из журнала «Наука и религия». Он пролистал к последней записи.
Очевидно, это конец. Пишу это лежа в палате неизвестно где. Финиш, лента замкнулась. Трубач в золотой маске спускается за мной, я слышу его ход.
Самый лживый и трусливый игрок из всех победил. Он пускает вас просто, чтобы зубоскалить на другой стороне, наблюдать, как в этом гадюшнике вы будете изворачиваться. Вы играете на его площадке, по его правилам, которые он меняет под себя, как только понимает, что вы справляетесь. Здесь нет цели, нет награды, нет радости – только радовать его, как вы сейчас выползли из очередного дерьма и вползете в новое. Самая бесчестная игра – играть в футбол профессиональной командой, против слепого, глухого и безногого мальчика. А потом еще сажать его в карцер за проигрыш. Эта несправедливость не имеет пределов – ты страдаешь ни за что, ради потехи, а потом будешь еще дальше страдать за то, что недостаточно сильно лупил лбом о землю и молил его хоть ненадолго оставить тебя в покое. Он настоящий садист, который любит издеваться и давать нравоучения. Нет сил играть по этим правилам. Снова. Да лучше уже сразу, без всех этих прелюдий, и без унизительного процесса доказывания. Хватит быть мухой в вечной банке.
Величию в вашем царстве, я предпочту небытие.
Хочу исчезнуть раз и навсегда. Догнить на дне этой помойной ямы. Да так, чтобы искра этой самой мысли, угасла вместе с телом. Вы сами сказали мне, с самого детства сказали, что правила такие. И тут же в удачный для вас момент эти правила поменяли и задним числом меня за это изменение и наказали. Ломать и душить за такое – трусливая дешевая выходка. Раз доставит вам такое удовольствие – вперед. Но я не хочу здесь больше быть. Можете ставить в вашем чудесном списке прочерк. И празднуйте, никто же даже на шаг не приблизился к этому вашему безграничному величию. И никогда не приблизится. Мы как муравьи для вас, только один делает шаг в 2 миллиметра ближе к выходу – вы выжигаете весь муравейник, из трусости. Так вот я этот муравей, давайте уже, давите. Я слышу, тебя в коридоре.
Хлопнула дверь. Саша с полотенцем наперевес протянул руку в выключателю.
– Дядь Коль, я свет выключаю?
– Оставь, Рита еще не приходила.
В коридоре загрохотали подносы на тележке. Вечерние уколы.
– Кривошеев, к стене повернитесь, штаны спустите…
Дочь, поджав губы, исподлобья смотрела на дорогу. Запах бензина в такси удушал. Николай покрутил ручку, чтобы пустить немного свежего воздуха. За окном мелькали остановки, заборы и тусклые вывески. Машина подпрыгнула на кочке, он крякнул и покрепче стянул ручку сверху. Дочка посмотрела на него, но ничего не сказала, только попросила таксиста свернуть на кольце после пешеходного перехода и подняться
