работал.
– Это верно. Но все же…
– В наше время не существует никаких «все же». Во всяком случае, для меня.
– Да, форменный идиотизм! Такому мастеру своего дела запрещено работать открыто! Его вынуждают скрываться и оперировать подпольно.
– Ах, Вебер! Но ведь это же старая история. В таком положении все врачи, бежавшие из Германии.
– И все-таки! Какая нелепость! Вы делаете за Дюрана сложнейшие операции, а он делает себе имя вашими руками.
– Это лучше, чем если бы он оперировал сам.
Вебер рассмеялся.
– Кому-кому, а мне бы полагалось молчать. Вы оперируете и за меня. Я ведь все-таки гинеколог, а не хирург.
Кофейник закипел, Вебер выключил его, достал из шкафа чашки и разлил кофе.
– Одного не пойму, Равик, – сказал он. – Почему вы до сих пор живете в такой дыре, как «Энтернасьональ»? Почему бы вам не снять одну из этих новых квартир вблизи Булонского леса? Немного недорогой мебели вы можете везде купить. Тогда вы по крайней мере будете знать, что у вас что-то есть.
– Да, – сказал Равик. – Тогда бы я знал, что у меня что-то есть.
– Вот видите, так за чем же дело стало?
Равик отпил глоток горького, очень крепкого кофе.
– Вебер, – сказал он. – На вас можно с большим успехом изучать характерную болезнь нашей эпохи – благодушие мышления. Вас искренне огорчает, что я вынужден работать нелегально, и тут же вы удивляетесь, почему я не снимаю квартиру. И все это высказываете на одном дыхании, не смущаясь.
– Какая связь между тем и другим?
Равик снисходительно усмехнулся.
– Снимая квартиру, я должен зарегистрироваться в полиции. А для этого необходимы паспорт и виза.
– Верно. Об этом я не подумал. Ну а в отеле?
– Там они тоже нужны. Но к счастью, в Париже осталось еще несколько отелей, где на регистрации особенно не настаивают. – Равик налил в кофе немного коньяку. – И один из них – «Энтернасьональ». Потому я в нем и живу. Не знаю, как уж там хозяйка выкручивается. Видимо, имеет связи. А полиция либо действительно ничего не знает, либо подкуплена. Во всяком случае, в «Энтернасьонале» я живу уже довольно долго, и никто меня не беспокоит.
Вебер откинулся на спинку стула.
– Равик, – сказал он, – я этого не знал. Мне казалось, вам запрещено только работать. Чертовски неприятное положение.
– В сравнении с немецким концлагерем – это рай.
– А полиция? Если она все-таки нагрянет?
– Застукают – посадят на несколько недель в тюрьму. Потом высылка за границу. Как правило, в Швейцарию. Вторично поймают – полгода тюрьмы.
– Что?!
– Да, полгода, – повторил Равик.
Вебер изумленно уставился на него.
– Не может быть. Это же бесчеловечно!
– И я так думал, пока не испытал на себе.
– То есть как так испытал? Разве с вами это уже было?
– И не однажды.
