стылую землю. Вожак, напуганный резким переходом трупа от полной неподвижности к резким движениям, принял это действо за акт агрессии и со всей мощью своего дикого тела впился зубами в его окровавленный бок. Сладкий вкус крови, вкус самой жизни заполнил всю пасть Вожака. Сразу вспомнился вкус бомжовского мяса, и он, яростно рыча, начал рвать пропитанную кровью верхнюю одежду трупа. Стая Вожака, – пять сучек и два кобелька – подростка уже стояла вокруг него в нетерпении, скуля и лая, ждала сигнала своего лидера, чтобы броситься к человеческой плоти. Одна нетерпеливая сучка решилась полакомиться содержимым сетки – кармана детской коляски. Схватив зубами сетку, она пару раз резко мотнула головой, сотрясая коляску. И вдруг из ее недр с дикими воплями выкатился сверток. От неожиданности вся стая, включая Вожака, отскочила к кустам жимолости, и замерла в нерешительности. Потревоженная собачьим вмешательством в личную жизнь и разбуженная ими, Анастасия продолжала орать во всю силу своих детских легких. Плач ребенка и лай собак далеко разносился в тиши городского парка. Ребенок, которого вместе с бывшим папашей собирался сожрать Вожак со своей стаей верноподданных собак – людоедов, боролся за свою жизнь.
До трагической развязки оставались считанные минуты. Слюна вожделения уже скопилась в собачьих глотках. Свора преодолела первую растерянность и ждала сигнала Вожака, чтобы броситься и разорвать в клочья два этих тела, и насытить свои голодные желудки…
***
Артем и Вика трахались в карете «Скорой помощи». Они не были любовниками. Они не были коллегами. Они не были даже случайно знакомыми. Они были законными мужем и женой. Проживали вместе с двумя взрослыми детьми и с родителями в однокомнатной квартире, и поэтому решение сексуального вопроса отличалось у них большим разнообразием, как мест, так и форм и методов интимной жизни. Сегодня, используя в личных целях факт обкатки машины «Скорой помощи» после ремонта, Артем захватил свою собственную жену для большого «траха». Заехал с ней с тыла в городской парк культуры и отдыха в одну из самых его глухих частей. Отдав должное проверке крепости подвесок, они несколько утомленные, но достаточно для супружеской четы – удовлетворенные, сидели на носилках у открытых настежь дверей салона и сосредоточенно курили. Сигаретный дым лениво, как-то нехотя тянулся к проему двери, замирал у верхней ее части, словно всматривался-вслушивался в тишь осеннего дня, а затем струйками нырял за дверь и растворялся в воздухе. Вдруг Вика насторожилась и, вслушиваясь в осеннюю тишину, сказала твердо и упрямо:
– Все-таки он плачет!
Артем от неожиданного утверждения жены даже поперхнулся дымом:
– Кто плачет? И почему «все-таки»?
– Я уже минут пять слышу детский плач. Там плачет ребенок! – и Вика ткнула рукой в сторону старой заброшенной аллеи.
Артем внимательно вслушался, и действительно, сквозь шум недалекой собачьей
